“У меня было такое ощущение, что американцы не относились к проституткам с каким-то презрением, – рассказывал Нгуен Нгок Луонг, который работал переводчиком и репортером сайгонского бюро “Нью-Йорк таймс” в последние годы вьетнамской войны. – Они ведь жили вдали от родины, без семьи, поэтому нуждались в этих женщинах. А те были очень милыми и брали недорого”.

Луонг, у которого я брал интервью в 2008 году в Хошимине, обычно сопровождал Глорию Эмерсон (одну из корреспонденток, с которыми работал) в аэропорт Тан Сон Нхат: они провожали джи-ай, отбывавших на родину. Многие из них увозили с собой жен-вьетнамок. В ту пору американское консульство вело бойкую торговлю визами для таких новоиспеченных супруг. “В Японии мало кто женился, – говорил Луонг, имея в виду редкость браков между американскими солдатами и их подругами-японками. – А во Вьетнаме это происходило часто. Почему? Не знаю”.

Возможно, это объяснялось тем, что ко времени вьетнамской войны межрасовые браки стали для Америки более привычным явлением, чем в годы оккупации Японии, поколением раньше. А может быть, причина была в другом: вьетнамки охотнее расставались со своей страной. Япония уже потерпела разгром и отстраивалась заново, а Вьетнаму – стране гораздо более бедной, чем Япония, – грозила реальная опасность захвата коммунистами. К тому же Япония была враждебной США страной, а Южный Вьетнам считался страной дружественной. Как бы то ни было, несмотря на широкое распространение самой грубой, низменной проституции во Вьетнаме, там зарождались и настоящие, глубокие, длительные отношения. “Мне кажется, многие девушки не становились проститутками в строгом смысле этого слова, – говорил Луонг другому интервьюеру. – Большинство из них жили в маленькой комнатке неподалеку, где все им оплачивал один конкретный джи-ай. То есть у них имелся постоянный парень из солдат, а когда его убивали или он уезжал домой, они заводили нового дружка. Им очень нравились джи-ай. Большинство американских солдат хорошо обращались с девушками, очень приветливо. Это надо было видеть своими глазами! Девушки держались тепло с джи-ай, а те были при них все равно что малые дети. Девушки по-матерински заботились о них”.

Магуайр соглашался, хотя и более мрачно смотрел на последствия обреченных отношений. “Девушки были милыми, – сказал он мне в интервью. – Они были способны на глубокие чувства, так что иногда происходили драмы”. Тем, кто торопится отмахнуться от баек о шлюхах с золотым сердцем, следовало бы выслушать его рассказ об одной женщине, работавшей в баре в Городе греха.

“Она воспылала страстью к моему командиру, – рассказывал Магуайр. – Это была очень милая девушка. Ее звали Джеки. Кажется, где-то у меня даже фотография ее сохранилась. Как-то раз у нас была вечеринка. Командир как раз готовился домой уезжать, и вот она пришла на вечеринку и сказала: “Знаешь, как я тебя люблю? Смотри, вот как”. И она достала нож и отрезала себе вот эту фалангу, – Магуайр показал на первую фалангу мизинца. – Потом она сказала: “Ради тебя я даже плечо могу отрезать”, и она не шутила”.

Продолжение было печальным: командир Магуайра уехал в положенный срок, а Джеки осталась во Вьетнаме. В 1975 году, когда коммунисты завладели югом, одним из их первых мероприятий стала отправка тысяч бывших проституток в специальные лагеря для перевоспитания. Хотя с женщинами там обращались как с жертвами американских империалистов и их прихвостней, лагерная дисциплина была суровой, а срок пребывания длился несколько месяцев. В 1978 году, спустя полных три года после окончания войны, я побывал с экскурсией в одном подобном центре в Хошимине и увидел там сотни девушек, которые сидели на полу и обучались разным ремеслам вроде ткачества и вышивания. Нам, экскурсантам, не дали возможности поговорить ни с кем из жительниц лагеря. В любом случае я не знал тогда, что можно было поискать глазами девушку с недостающей фалангой мизинца, хотя, вероятно, Джеки и другие “сотрудницы сферы развлечений” из Города греха оказались там или в подобном же учреждении где-нибудь в другом месте Вьетнама.

Примерно в то время, когда “Тайм” сообщил миллионам читателей о существовании официальных вьетнамских борделей для американских солдат, в США ненадолго разгорелась дискуссия о сексуальной морали этой войны. В речи, произнесенной в Школе передовых международных исследований при Университете Джонса Хопкинса, Уильям Дж. Фулбрайт, который, занимая пост председателя сенатского комитета по внешним сношениям, стал одним из главных критиков политики администрации США во Вьетнаме, высказал свое знаменитое обвинение: “желание похвастаться силой” втянуло Соединенные Штаты в войну, которая превышала их возможности и шла вразрез с их интересами. Одной из сторон деятельности американцев, пытавшихся “создать равновесие на месте хаоса… и честное правительство в стране, где коррупция стала почти нормой жизни”, объявлялось нравственное перерождение Вьетнама. На деле же само американское присутствие вызывало к жизни новые формы безнравственности.

“Сайгон превратился в американский бордель и в прямом, и в переносном смысле”, – заявил Фулбрайт. Он объяснял это не особенностями культуры Вьетнама, где всегда имели место проституция и двоеженство, а исключительно нищетой вьетнамцев и изъянами экономики, вызванными американским присутствием. Жены и дочери из вьетнамских семей, лишившихся всякой материальной опоры, добровольно поступали в любовницы к американским солдатам, к огромному позору и унижению родственников. “Стали совершенно обычными сообщения о том, что какой-то вьетнамский солдат покончил с собой от стыда, потому что его жена стала девушкой при баре”, – рассказывал Фулбрайт.

Американская пресса цитировала обвинение Фулбрайта во множестве статей, и за этим последовало опровержение со стороны смущенной администрации президента Джонсона. Спустя пару недель после выступления в Университете Джонса Хопкинса Фулбрайт проводил сенатские слушания по Вьетнаму, и в ходе слушаний он спросил министра обороны Роберта Макнамару, что тот думает о его “бордельном” обвинении. “Я не был в Сайгоне с 30 ноября. Тогда он не был борделем, думаю, что и сейчас им не является”, – ответил Макнамара. “Значит, вы со мной не согласны?” – переспросил Фулбрайт. Макнамара ответил: “Думаю, мы окажем плохую услугу и вьетнамцам, и нашим ребятам, если будем высказываться в таком духе. Конечно, это не значит, что в Сайгоне нет проституток. Они есть и в Вашингтоне, и я не собираюсь отрицать, что гражданские и военные служащие нашей страны являются их клиентами. Очень даже являются”.

В таком тоне отвечали те, кто не желал прислушиваться к критикам, которые указывали, что война, нацеленная на спасение Вьетнама от коммунизма, на деле разрушает его иными способами. Миссис Освальд Б. Лорд, изредка выступавшая эмиссаром ООН по заданию президента Джонсона, как раз завершала длительное турне по Азии, организованное госдепартаментом, когда Фулбрайт выступил с критикой. Лорд открыто заявила: да, “нечто в этом роде там происходит”, но тут же добавила, что “то же самое творится и здесь, в Вашингтоне”. В любом случае большинство американских солдат “вовсе не торчат в городе с девушками из баров”. Они заняты другими делами: например, помогают сиротским приютам и трудятся в центрах реабилитации, “вот как они проводят свои выходные”.