сходно звучащих наименований современных автору и античных, утративших историческое содержание (ср.: Dacia и Dania, Galatia и Галичская Русь. См. подробнее: Чекин Л. С. Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии XII-XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР, 1985 г. М., 1986. С. 157-163). Не предложена сторонниками этой гипотезы и убедительная аргументация возможности чередования руг-/рус- (ср. ниже о гипотезе О. Прицака).

К "прибалтийско-славянскому" направлению примыкает гипотеза Я. Отрембского, который связал название "русь" с гидронимом Русса, который имеет, по его неаргументированному предположению, "балтийско-славянское" происхождение (Otrebski J. Rusь // Lingua poznaniensis. 1960. Т. 8. S. 219-227).

"Кельтская" этимология названия опирается на кельтский субстратный этноним Rut(h)eni (Unbegaun В. О. L’ Origine du nom des Ruthenes // Unbegaun B.O. Selected Papers on Russian and Slavonic Philology. Oxford, 1969. P. 128-135; Кузьмин А. Г. Об этнической природе варягов // Вопр. истории. 1974. N 11. С. 54-83). Первая серьезная попытка дать лингвистическое (при опоре на работу: Назаренко А. В. Об имени) и историческое объяснение этой этимологии содержится в статье Прицака (Pritsak О. The Origin of the Name rus/rus' // Turco-Tatar Past. Soviet Present. Studies Presented to Alexandre Bennigsen. Р., 1986. Р. 45-65). Указывая, что формы Ruzzi, Ruzaramarcha появляются в первой половине IX в. в латинских памятниках Каролингской империи (Баварский географ, грамота Людовика Немецкого Нидеральтайхскому монастырю), он полагает, что эти формы возникли из корня *Rut-/*Rut-en в результате второго верхненемецкого передвижения согласных (что было показано А. В. Назаренко) и связывает его с кельтским этнонимом Rut(h)eni, сохранившимся в античных источниках I в. до н.э. В нижненемецких диалектах, где второе передвижение согласных отсутствовало, эта форма была заменена, по мнению Прицака, формой с сибиллянтом s, т.е. Ruzz-/Ruz->Russ-/Rus- [по Назаренко, в.-нем. Ruz(z)-, н.-нем. Ru(s)c-, романск. Rus(s)-]; форма же Rugi возникла на территории рипуарских Франков в результате гуттурализации исходного *Rut- > *Rudi > *Rugi. Историческими носителями этого наименования в середине I тысячелетия н.э. стали, по мнению Прицака, еврейские купцы, называемые у арабского писателя первой половины IX в. Ибн Хордадбеха "ар-разанииа" (BGA. Т. VI. Р. 154. См. о них: Калинина Т. М. Торговые пути. С. 68-82), которые вели трансевропейскую торговлю и, смешавшись с фризскими купцами и скандинавскими викингами, образовали на Волге политическое объединение, позднее славянизировавшееся и развившееся в русское государство (Pritsak О. The Origin of Rus'. Vol. I. Р. 25).

Возведение Прицаком названий Ruzzi и Ruzaramarcha в немецких латиноязычных источниках к кельтскому Rut(h)eni может быть справедливым, но надо подчеркнуть вслед за Назаренко: "Совпадение др.-в.-нем. Ruz(z)- и ср.-в.-нем. R(i)uzen (< *Rut-. — Сост.) с др.-рус. Роусь не означает..., что древневерхненемецкий термин должен был непременно быть заимствован из древнерусского. Не исключено, что оба этникона развились самостоятельно..." (Назаренко А. В. Об имени. С. 56-57). Нет языковых данных и для предположения о заимствовании др.-в.-нем. > др.-рус. Поэтому вероятнее всего, что корни Rut- и "рус-" отношения друг к другу не имеют. Это тем более вероятно, что историческое построение Прицака о торговой компании "русь" не обосновано.

Гипотеза об "индоарийской" этимологии выдвинута О. Н. Трубачевым в результате исследований индоевропейских языков периода, непосредственно последовавшего за распадом индоиранской языковой общности (Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопр. языкознания. 1977. N 6. С. 13-29). Трубачев полагает, что слово "русь" — отражение региональной традиции называния Северного Причерноморья "Белой, Светлой стороной". Эта традиция, по мнению автора, еще дославянская и дотюркская, и потому он возводит слово "русь" к местному бессуффиксному варианту др.-инд. ruksa-, допуская в качестве гипотезы специфическую индоарийскую ассимиляцию *russ-. Критику этой гипотезы см.: Schramm G. Die Herkunft. S. 31-33.

Значение названия 'Ρως у Константина было обусловлено, с одной стороны, сложившейся в Византии традицией обозначения "северных варваров", совершавших с начала IX в. нападения на византийские города, а затем вступивших в торговые, дипломатические и, возможно, конфессиональные контакты с Константинополем; с другой стороны, той конкретной информацией о политической, этнической, социальной ситуации в Восточной Европе, которую он получил лично. Совмещение этих не полностью идентичных данных (их частичное несовпадение было неизбежно в силу их разновременности, тем более что восточнославянское общество переживало в то время интенсивные процессы государствообразования) обусловило двойственность содержания, вкладываемого Константином в название 'Ρως. Впрочем, такая двойственность была заложена уже в исходном — этносоциальном — значении слов Ruotsi и "русь", однако ко времени Константина, насколько можно судить по договорам Руси с греками, она была уже в значительной степени преодолена.

Для Константина народ "росов" тождествен со скандинавами, хотя эксплицитно это не находит выражения. Император последовательно противопоставляет росов славянам (славяне — пактиоты росов, что повторено дважды, росы исключены из перечней славиний; наконец, "росские" названия порогов имеют прозрачную скандинавскую этимологию. Sorlin L. Les temoignages. Р. 178, 180 sq.; Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 348; ср.: Dvornik F. The Making. P. 315 sq.; DAI. II. P. 41), а их язык — славянскому (см. коммент. 27 к гл. 9).

Этническое значение названия 'Ρως у Константина, очевидно, опирается на предшествующую византийскую традицию, восходящую к началу IX в. (см. выше) и находит аналогию в употреблении слова "русь" в древнерусских источниках, в первую очередь в Повести временных лет (перечни народов европейской части мира, легенда о призвании варягов). Оно подтверждается также морфологической структурой, что выявляется при сопоставлении с основными типами древнерусских этнонимов и хоронимов.

Собственно славянские этнонимы имели две основные модели: 1) апеллятивная основа + суффикс -ян-/-ан- или -ен (из общ.-слав. *janin, 5enin (так. HF)); ср.: словене, северяне, древляне; 2) топографическая или псевдопатронимическая основа + патронимический суффикс -ич- (из общ.-слав. -itjo); ср.: кривичи, радимичи и пр. Обе модели относятся к общеславянскому времени (Rospond S. Struktura pierwotnych etnonimow siowianskich. // RS. 1966.Т. 26. Cz. 1. S. 29-32; Cz. II. Formacje po rozpadzie dialektalnym (IX w. i nn.) // Ibid. 1968. T. 29. Cz. I. S. 18, 24-25), но первая, возможно, является более поздней (Трубачев О. Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // Вопр. языкознания. 1974. № 6. С. 59). Первая модель обнаруживает в древнерусском языке несравненно более высокую продуктивность (более 20 наименований в Повести временных лет по сравнению с шестью второго типа), охватывая не только славянские по происхождению и этнической принадлежности этнонимы, но и заимствованные книжные (агаряне, ассиряне, римляне и др.), а также — позднее — названия жителей городов и местностей (смоляне, кияне). В ряде случаев возникают параллельные формы: меря — меряне, амазонки — амазоняне.

Среди этнонимов, обозначающих неславянские