Сабри по-прежнему покуривал невдалеке от шоссе, в тени рожкового дерева. Он помахал нам рукой и крикнул:

— Там на дороге проверка! В Агиос Эпиктетос.

— Будут искать оружие, — тихо сказал Панос. И к этому мы тоже успели привыкнуть, как к обычной повседневной рутине.

Мы катили вниз по зеленой извилистой дороге, и Панос внимательно вглядывался в сухие русла ручьев, пытаясь разглядеть под пыльными кульвертами цветущий олеандр или гибискус. За столько лет он, конечно, запомнил едва ли не каждый куст, каждую рощицу мастиковых деревьев и каждую заросшую прогалину, так что за всяким поворотом его ожидали старые знакомые, и тем острее делалось удовольствие от поездки. На предпоследнем витке дороги перед въездом в деревню, которая лежит, свернувшись калачиком, в окружении цветущих садов, мы увидели первого солдата. На самой вершине утеса, праздно застящего нам солнечный свет. Автомат солдата небрежно покоился на сгибе локтя, и красный берет горел, как вишня, среди серебристых олив. Я поднял большой палец — англичанин встретил англичанина; он улыбнулся в ответ, коротко ткнул большим пальцем в сторону деревни, а потом тихонько похлопал ладонью по воздуху: "Притормозите немного". Паносу совершенно по-детски нравились военные, и он безошибочно угадал в часовом парашютиста.

— Современные кипрские королевства, — сказал он, — состоят из областей, в которых правят разноцветные береты: зеленые в горах, а в окрестностях Готы красные и черные. Мы начали к ним привыкать.

Эта мысль ему явно понравилась. Не был он настроен брюзжать и тогда, когда мы подъехали к блокпосту, окруженному чем-то вроде плетня из колючей проволоки, где несли вахту два коренастых паренька на вид лет восемнадцати, не больше; один, с винтовкой, остался стоять на месте, другой подошел к нам, вежливо отдал честь и взял мои документы. Явный южный акцент и копна соломенно-желтых волос ласкали слух и взор в такой дали от Англии. Над верхней губой юноши изо всех сил пыталась удержать захваченные позиции ниточка по-мальчишески самоуверенных усов. Он тщательно просмотрел мои бумаги, медленно шевеля губами, потом сунул их обратно мне в руки и еще раз отдал честь.

— Этот джентльмен с вами, сэр, он местный? — и Панос восхищенно пихнул меня локтем в бок.

— Слышишь — он назвал меня джентльменом, — шепотом сказал он; а потом, высунувшись из окошка, добавил:

— Я грек, школьный учитель.

Он никогда не упускал возможности поупражняться в английском. Солдатик помрачнел и нахмурился.

— Тогда мне придется вас обыскать, ну-ка, выйдите из машины, — заявил он, отчаянно пытаясь нагнать на себя суровость. Панос пришел в восторг. Вид у него был такой, как будто ни о чем другом, кроме обыска, он и не мечтал.

— Да-да, — с готовностью согласился он, — давайте, обыщите меня.

И вышел из машины, и позволил двоим юнцам ощупать себя со всех сторон, и даже вывернул по их просьбе бумажник. Должен заметить, действовали они ловко и слаженно. И даже записали время и номер нашей машины.

— Ладно, Дэннис, — сказал наконец тот, что повыше, — пропусти их.

Потом обернулся ко мне:

— Столько цветов вы набрали, сэр, и таких красивых— сказал с легкой завистью, остановив понятный мне, как англичанину, голодный взгляд на заваленном кипами цветов заднем сиденье. Панос сверкнул очками.

— Ага. Хотите, я вам тоже немного оставлю? — И прежде чем молоденький солдатик успел опомниться, в руках у него, смутившегося совершенно, уже оказалась пара охапок анемонов из-под Клепини. Он попытался было вернуть их, пролепетав фразу:

— Я при исполнении, сэр…

Но я уже выжал сцепление, и мы покатили между деревьями к селению, оставив юношу вместе с посмеивающимся напарником решать проблемы устава караульной службы.

На маленькой площади возле церкви выстроились коричневые армейские грузовики, и главная улица сделалась необычайно оживленной, красные береты мелькали там и здесь по всей деревне, так что ее мощеные булыжником улицы приобрели вдруг сходство с клубничными грядками. Там и здесь сооружались загончики из колючей проволоки, и местные жители терпеливо и неспешно набивались в них в ожидании обыска. Повсюду стояли небольшие группы людей, глазевших и судачивших между собой с таким видом, как будто к ним только что прибыла компания уличных торговцев, и теперь она расставляла и разворачивала перед ними лотки, готовясь к какому-то традиционному деревенскому празднику. И, не скрывая восхищения, местные жители поглядывали на рослых загорелых коммандос, которые ходили в толпе, беззлобно, спокойно и весело подталкивая, дергая за рукав разбредающихся кто куда крестьян: словно овчарки сгоняли стадо овец. Вся эта операция проводилась неспешно, только ощущалась небольшая неловкость. Деревенский священник в ожидании общей очереди — "ни дать ни взять индюки", как сказал Панос о собравшихся в загончике людях, — заказал себе кофе, купил газету и уселся на балконе с видом на главную улицу, затем надел на нос очки и принялся читать; за тем же столиком откинулись на спинки стульев, с ленивой небрежностью отдыхающих леопардов, два офицера-десантника, которые, судя по всему, ждали, пока он допьет свой кофе, прежде чем вежливо препроводить его в "мешок". Панос оглядывался вокруг с неподдельным интересом, и чувство сострадания мешалось в его глазах с чисто детским восторженным любопытством.

— Смотри, Ренос, — сказал он. — Эк его пихнули. Вот это здорово. Если есть на свете человек, заслуживающий хорошего тычка, так это Ренос. Забавно. Послушай, эти парашютисты, честное слово, будто боги, сошедшие с небес. Как им удалось такими вымахать? Их что, на особых почвах выращивают?

В дальнем углу площади толпа забурлила и завертелась вокруг небольшой группы молодых людей, солдаты дружно поднажали, и в их голосах сами собой появились знакомые интонации киношных полицейских.

— Проходите, проходите, пожалуйста; и поаккуратнее! Пожалуйста, не задерживайтесь.

В сторонке стояли еще грузовики с солдатами, украшенные сверканием улыбок. Стоило нам проехать мимо, как оттуда раздался дружный свист — и в ответ на мой жест вырос целый лес немытых пальцев. У многих к беретам были приколоты розы.

— Ага, — сказал Панос, — сразу видно, что они побывали в саду у Сабри и у Коллиса.

— Будем расценивать это как мародерство? — спросил я, и он ухмыльнулся в ответ.

— А это что такое? — спросил он, когда мы проехали мимо грузовика, груженного дубинками с крючьями на конце и громоздкими пластиковыми щитами, реликтами уже успевшей кануть в Лету эры массовых уличных беспорядков. И в самом деле, двое молодых солдат уже затеяли забавную игру в гладиаторов, облачившись в стальные шлемы и выставив перед собой те самые штуковины, которые какой-то остряк давным-давно успел окрестить "миротворческий анти-кока-кольно-бутылочный щит". Они кружили по пятачку между грузовиками, делая неловкие выпады, и высекали искры из дорожного покрытия подошвами кованых ботинок. Из крытых грузовиков, откуда за этим бесплатным спектаклем наблюдали десятки пар глаз, доносились горячие аплодисменты. Панос был сам не свой от любопытства.