Она снова втянула воздух, и из ноздрей у нее пошла кровь. Эбби указала на океан:

— Я буду там. Буду ждать. Похорони меня… где кончается река.

Она взяла мою руку, приложила указательный палец к своему виску — и ее не стало.

Пепел плыл по воде. Его было не много. Он тянулся по поверхности, от волны к волне. Течение подхватило частицы и вытянуло в длинную ленту. В сотне метров впереди мелькнул плавник. Дельфин плыл сквозь пепел. За ним — еще один. И еще… Четыре дельфина неторопливо рассекали воду, и пепел налипал на их тела. Я прошептал:

— Эбби… жди меня. Жди там, где кончается река. Она скрылась из виду, и я вышел на берег.

Я стоял и наблюдал, как по моей ступне ползет краб. Потом я пересек Седар-Пойнт, миновал болото и вышел на дорогу. Ко мне приблизился незнакомец. Длинноволосый, с козьей бородкой и блокнотом в руках. За ним по пятам шагал второй, с камерой на плече.

Первый спросил:

— Вы тот художник? Который путешествовал по реке… с Эбби?

Я кивнул. Он скрестил руки на груди и встал передо мной.

— Прошел почти год, если я не ошибаюсь?

Он явился сюда за новостями.

— Да.

— Почему вы вернулись?

— Нужно было кое-что сделать…

Журналист кивнул, будто знал.

— Продолжаете вычеркивать номера из списка?

Я уставился на него.

— Вроде того.

Он шагнул в сторону, открывая оператору обзор.

— Говорят, вы купили этот участок. Это правда?

Я посмотрел на реку и кивнул.

— И как он называется?

Я покачал головой, вспомнив слова Эбби. «Я не рассказала им всего».

— Тогда скажите вот что… Вы бы повторили свой поступок?

Я много об этом размышлял. Иногда, в минуты слабости, я сомневался. Я кивнул:

— Не задумываясь.

Он что-то нацарапал в блокноте.

— Весь год вы хранили молчание. Говорят, большую часть времени вы проводите в студии, за работой. Это так?

Я кивнул.

Он пожал плечами и загородил мне дорогу.

— А… зачем? По какой причине?

— Сделайте глубокий вдох.

Он посмотрел на оператора, пожал плечами, потом неуверенно улыбнулся.

— Что?

— Вдохните.

Он подчинился.

— И задержите дыхание.

Он проговорил сквозь зубы, как человек, который глубоко затянулся сигаретой:

— Надолго?

— Сколько сможете.

Журналист посмотрел в камеру и пожал плечами. Прошла минута. Лицо у него покраснело. Еще десять секунд, и оно обрело свекольный оттенок. Наконец он выдохнул, взглянул на меня и поднес микрофон к моему лицу.

— Вот зачем, — ответил я.

Я зашагал к самолету. Ветер вздымал пыль, и она забивалась мне в нос.

Боб стоял, прислонившись к крылу, и наблюдал за тем, как трава под ветром становится то зеленой, то бурой.

Он шепотом спросил:

— Не собираешься жениться?

Передо мной стоял не пилот, не вор и не прелюбодей, но священник. Это был искренний вопрос.

Я покачал головой и покрутил на пальце обручальное кольцо.

Вдалеке зазвонил колокол. Будто заслышав сигнал, десятки чаек и пеликанов вылетели из болота и стаей направились в гавань: видимо, там разгружалась рыбачья лодка. Колокол продолжал звонить.

Боб облокотился о крыло.

— Что теперь?

Несколько месяцев назад я начал носить в бумажнике копию листка с пожеланиями Эбби. Я вытащил листок, развернул его и перечитал список.

— Все просто. Буду рисовать, пока талант позволяет… а Эбби будет меня навещать.

— Тебе нелегко.

Я убрал листок в бумажник.

— Да — Я сделал глубокий вдох. — Очень нелегко. И слава Богу.

Когда я проснулся, вода поднялась, и подводные течения, с которыми невозможно бороться, тянули меня во все стороны. Река затопила берега, разлилась и угрожала затопить мой остров.

Но время действительно лечит. Не так, как нам кажется, не так, как это сделали бы люди. Исцеление начинается с потайного места, которого мы не видим. Вода поднимается снизу и заливает все вокруг. Я вдруг перестал плакать, огляделся и обнаружил, что боль стала стержнем, который не позволяет моей душе рассыпаться. Я стоял на берегу, смотрел на огромную пустоту в своей душе и думал: рискну ли я плыть? Я вошел в воду, покинул собственную черную дыру и понял, что река не одна, что их множество. Каждый поворот, каждая излучина ведет к чему-то прекрасному, целостному, достойному воспоминания. Почему? Как? Не знаю. Я знаю лишь, что Эбби сдержала слово. Она ждала меня. Там, на Чертовом Локте, моя душа стала единым целым.

Сменяются приливы, река течет, а боль неотделима от любви.

Боб указал на реку.

— Когда я вышел из тюрьмы, то хотел спрятаться. Там, где нет прошлого. Потом я встретил Гуса, и он стал моим другом. В отличие от остальных он не восстанавливал меня против меня же самого. Я спросил почему, и Гус сказал одну вещь, которую я никогда не забуду. Стоя у реки, он показал на воду: «Когда вода достигает океана, солнце превращает ее в облака, а когда они переполняются — дует ветер и толкает их обратно к суше, где они проливаются дождем».

— И что это значит?

— Что река никогда не кончается.

Мы сели в самолет, Боб завел мотор, и машина оторвалась от земли. Мой друг, лишенный сана речной священник, запел во всю глотку. Отчаянно фальшивя, он провел самолет сквозь облака. Я слушал эту прекрасную песню и смеялся в душе. Мы сделали круг над городом и полетели вдоль реки — мимо Пойнт-Питер, мимо острова Камберленд и развалин Данджнесса, а потом — над волнами, которые разбивались о берег. Начинался прилив.

Когда я в последний раз посмотрел вниз, Эбби по-прежнему играла с дельфинами.

Эта книга — шестая по счету. И я до сих пор не знаю, какую из них назвать любимой или лучшей. Просто не могу. Это все равно что спросить меня, которого из троих сыновей я люблю больше. Каждая книга обошлась мне недешево. Потребовалось немало физических, эмоциональных, духовных сил. Когда в августе 2007 года я отправил «Там, где кончается река» в редакцию, то понял, что вложил в этот роман больше, нежели в остальные. Спросите у Кристи. Прошла почти неделя, прежде чем мы смогли поговорить как взрослые люди.

Поэтому примите все как есть.

В процессе работы мне многие помогали — чаще, чем я заслуживал. Здесь я благодарю лишь некоторых из них.