Они вытащили из постели перепуганную, ничего не понимающую Йозефку и перевернули вверх дном всю ее скромную квартирку. Несколько раз пнули и маленького Пепика, который спросонья мешался у них под ногами в этой сутолоке.

Ондржею и Чермаку надели наручники. Ондржей мрачно разглядывал свои браслеты. Он выглядел, словно силач на ярмарке, готовящийся к выступлению.

Гестаповцы кивнули на дверь.

Была морозная, январская ночь.

Возле гестаповской машины крутился промерзший водитель. Он безуспешно пытался завести ручкой заглохший и застывший мотор.

Самый высокий и толстый гестаповец, выждав с минуту, раздраженно оттолкнул его и попробовал сам крутануть ручку.

Мотор два раза простуженно кашляпул и смолк.

Верзилу по очереди сменяли двое гестаповцев, шофер пробовал помочь им из кабины стартером, но результат был прежним. Водитель вышел снова. После нескольких бесплодных попыток он истерично взвизгнул и принялся дуть на озябшие пальцы.

Толстый гестаповец наблюдал за ним с возрастающей злобой.

— Не думаешь ли ты, скотина, что мы будем мерзнуть здесь до утра! — заорал он прямо в посиневшее лицо водителя.

Шофер беспомощно пожал плечами.

— Я, наверное, смог бы завести, господа, — подал Ондржей непривычно смиренный голос.

— Ты? — удивился толстый гестаповец.

Но, глянув на фигуру Ондржея, казавшуюся в коротком полушубке еще более мощной, кивнул. Ондржей протянул закованные руки.

— Стой! — крикнул гестаповец поменьше. — Это опасно. Не стоит связываться.

— Не дури, — ответил тот, что был повыше ростом. — Не замерзать же тут! — Он вытащил свой неизменный пистолет. — Сними…

У Ондржея и в мыслях не было заводить «господам» машину. Он не питал ни малейших иллюзий относительно того, что ждет его в гестаповском застенке. Это была последняя возможность использовать силу своих могучих рук.

Вырвав ручку из решетки радиатора, он изогнутым ее концом нанес удар прямо в лицо вооруженному гестаповцу.

Изогнутая ручка была неподходящим орудием. Она выскользнула из руки Ондржея. Он еще успел ударить второго гестаповца кулаком — «отделал ему вывеску», как когда-то своему хозяину-пекарю. Это уже был не паренек, разозлившийся на то, что его грубо растолкали. А враг — не хозяин пекарни. Ондржей ударил, чтобы убить.

Третий гестаповец, наконец опомнившись, разрядил в широкую грудь Ондржея всю пистолетную обойму.

Так погиб мой дядя Ондржей, брат моего отца, кузнец-горняк, шахтер-забойщик и цирковой борец, член подпольной коммунистической организации.

Вот и конец легенды о шахтерском Геркулесе, легенды, ничем не напоминающей историй античных героев. Легенды о его славной жизни и мужественной гибели.

Согласно словарю, «легенда» — это повествование о жизни священных особ или же предание, вымышленная история.

Период второй мировой войны дал понятию «легенда» и иное, не раскрытое словарем значение. Однако самое главное: в этих новых легендах вообще ничего не нужно выдумывать.

Франтишек Ставинога, «Фигурки из угольной пыли», 1976.

Перевод Т. Большаковой.

Яромир Томечек

Я — из Кромержижа. Родился 3.9.1906 года в семье портного. Мой город построен в стиле барокко, и в нем так много парков, что он охраняется законом как исторический памятник.

Кромержиж расположился между плодороднейшей долиной Ганы и хребтом Хршибского со множеством романтических лесных уголков. Моя юность прошла в атмосфере этого волшебного союза искусства и природы, и, хотя шла первая мировая война со всеми вытекающими из этого отвратительными последствиями, я искал и находил возможность использовать эту редкостную атмосферу моего города. Здесь я окончил гимназию, а в университете в Брно получил ученое звание доктора права, что определило мой дальнейший жизненный путь. Я работал юристом сначала в Карпатах, позже в Брно, а потом занялся публицистикой и литературой. Во время фашистской оккупации Чехословакии меня по тотальной мобилизации отправили на принудительные работы на сталелитейную фабрику, где я проработал до освобождения, выйдя оттуда скорее больным, чем здоровым.

Еще в Карпатах я начал писать рассказы и очерки о природе. Меня увлекала первозданная дикая природа, среди которой я оказался после кромержижских парков. Я привык к посыпанным песком дорожкам, озерам с лебедями, беседкам, колоннадам, скульптурам и ухоженным бухловским лесам с редчайшей растительностью. А здесь я увидел необозримое раздолье Карпат, предгорье которых весной и осенью превращалось в зеленое море. Я бродил среди табунов коней и ходил от одного колодца к другому, наблюдал за черепахами, ловил пескарей и варил уху с капустой, скакал на неоседланных конях, коротал время с пастухами у костров, слушая старинные песни и баллады. Среди карпатских вершин, среди буковых лесов, где живут различные звери и птицы, возле рек, полных форели и хариуса, у перекатов, где все то залито солнцем, то вздыблено ветром, грозой, бурей, — там я познакомился с людьми, живущими среди природы, в природе и за счет природы. Людьми, не нажившими «палат каменных», но обладающими сердцем добрым и любящим. Людьми, не ведающими о замках на двери, для которых высшей добродетелью является справедливость. Я породнился с ними, и они научили меня любить и уважать природу. Я подрабатывал в брненских «Лидовых новинах», где в то время редакторами были братья Чапеки, Эдуард Басс, Яромир Йон, Карел Шульц, Рудольф Тесноглидек и другие, а рядом с ними я, батрак из карпатских лесов, был учеником и подмастерьем. Сотрудничал я и с Кошицким радио. Вернувшись в Брно, среди ужасов фашистской оккупации (жил я неподалеку от полигона, где ежедневно раздавались залпы карателей), я чувствовал, что тону и захлебываюсь. И моя тоска вылилась в первые книги: «Серебряный хариус», «Странные», «Земля любимая».

После освобождения моей родины от фашистов наступила эра технического прогресса. Жизнь идет вперед настолько быстро, делает такой скачок, что не успели мы и глазом моргнуть, как оказались в следующем веке. Человек обуздал природу и вышел в космос. Юрий Гагарин стал вехой в истории человечества. Но вместе с этим Землю сотрясает популяция, нас слишком много, миру грозит голод, и мы вынуждаем природу отдавать нам все больше и больше. Что же будет дальше? — ставит вопрос наука, и мы начинаем думать об охране окружающей нас природной среды.

Природа вокруг меня иная, чем там, в Карпатах. И я пишу об этом. Мои самые значительные работы: «Вечный дрозд», «Адмирал на Дые», «Тревога», «Изумрудные следы», «В джунглях не цветут розы», «Лишь секунды», «Марко», «Камея», «Прикосновения тишины», «Между двумя выстрелами», «Гиря времени», «Чудесная охота», «Остановись на секунду», «Охота без оружия», «Под крыльями орла», «Под знаком зодиака», «Чудеса в природе», «Собачий голос». Скоро выйдут книги «Лебяжьи острова» и «Когда падали звезды». Работаю над большим произведением «Лес горит». Постоянно сотрудничаю с периодической печатью, радио и телевидением (серия «Охота без оружия»).

О чем мечтает пес