Кинжал отодвинулся ровно на столько, чтобы сэр Джеральд мог взять письмо. Достаточно было бегло его просмотреть, чтобы понять, в какой опасности он находился. Этих деталей не знал никто, кроме Бриджбертона.

Он сжал челюсти.

— Полагаю, он мертв?

— Боюсь, ваш партнер был очень неосторожен, он упал в канал. — Исмал рассматривал гладкие ногти. — Ристо может убрать кинжал? Если у него устанет рука, он случайно вас поцарапает.

— Я не буду поднимать тревогу. — Сэр Джеральд протянул ему письмо. — Виселица привлекает меня не больше, чем кинжал вашего слуги.

Когда кинжал был убран, он потрогал шею. Мокро. Пот это или кровь, вряд ли имело значение. Важно то, что он жив.

Что за человек этот молодой красавец, сидящий у кровати? Исмал вырвал признание у непоколебимого Бриджбертона, убил его и проделал долгий путь до Англии. Это что? Настойчивость? Нет, больше — безумие.

— Чего вы от меня хотите? — спросил сэр Джеральд с наглостью, которой не испытывал. — Я вел с вами дела честно, не моя вина, что…

— Я признаю, предательство было неумышленным, — миролюбиво сказал Исмал, — хотя такова была моя первая мысль. Но вскоре я узнал, что не только разбились мои мечты, но и разрушена ваша империя. Не могу поверить, что вы превратили ее в руины намеренно. Тем не менее вы проявили беспечность, сэр Джеральд, поскольку, кроме вас, никто не знал про каждый корабль, каждый пункт назначения.

— Это мог быть кто-то из ваших людей.

— Только Ристо знал все, или почти все, но если бы он меня предал, его бы со мной сейчас не было. Конечно, это вы.

— Ноя клянусь…

— В чем-то вы были неосторожны, и эта ошибка чуть не стоила мне жизни. — Исмал склонил голову набок и мягко спросил: — Вас никогда не травили, сэр Джеральд? Мой кузен Али предпочитает медленно действующую отраву. Я совсем ее не ощущал на вкус. И только когда выздоровел на мерзком рыбацком судне, я оценил достоинства этого метода. Я сам буду наслаждаться, глядя, как умирает тот, кто вел со мной нечестную игру, умирает медленно… в жуткой агонии…

«Он сошел с ума», — решил про себя сэр Джеральд. Но первый шок уже прошел, и к нему вернулись силы для самосохранения.

— Полагаю, бесполезно пытаться вас убедить, что я вам не враг, что я ни слова не сказал какому-то человеку или так, чтобы это могли услышать другие. Однако сейчас это не имеет значения. Вы понимаете, что мне нужен оригинал письма Бриджбертона. Какова ваша цена?

— Сумма, заплаченная за оружие, которое я так и не получил, плюс тысяча в возмещение средств, которые у меня выманил мой кузен за вашу племянницу и ее свинью-любовника. — В медоточивом голосе Исмала послышался скрежет металла. Видимо, он и сам его заметил, потому что улыбнулся еще слаще. — И еще тысяча за расходы по переезду. И все это заплатить через два дня.

Совсем свихнулся. К сожалению, это не делало его менее опасным. Но сэр Джеральд имел веские возражения против шантажа и остро ощущал несправедливость требований Исмала. Более того, баронет еще не встречал человека, от которого он рано или поздно не мог добиться уступок.

— За два дня я не могу собрать такую сумму, — сказал он. — Если вы так много обо мне знаете, то вам известно, что я уже распродал оставшиеся вложения, не говоря уж о потере половины собственных средств.

— Тогда вы отдадите мне шахматы. Сэр Джеральд уставился на него. Исмал укоризненно улыбнулся:

— Или вы их тоже продали — приданое вашей племянницы?

Тревога сэра Джеральда мгновенно сменилась возмущением.

— Продал? Без одной фигуры они ничего не стоят! Вся их ценность — в комплекте, при полной сохранности каждой фигуры, каждого драгоценного камня! Некоторые коллекционеры могут быть столь эксцентричны, что простят потерянную пешку, — но королеву?

Исмал снял руку со спинки кресла. Фальшивая улыбка стала еще шире, глаза заблестели.

Он веселится? Сэр Джеральд был изумлен. Что этот дьявол нашел здесь забавного?

Исмал наклонился к нему:

— Сэр Джеральд, вы в большей беде, чем знаете об этом. Я не единственный, кому известны ваши грязные секреты.

— О чем вы говорите, черт возьми?

— О черной королеве.

— Ваш оруженосец сказал, что отдаст ее вам…

— А она вскоре была отдана вашему сыну. Вместе с вашей запиской внутри.

Эсме скривила губы и вернула письмо бабушке.

— Не смешно, — проворчала старая леди.

— Не только смешно, но еще и будит воображение. Говорят, у меня татуировка на руках, кольцо в носу, и это было все, во что я была одета, когда танцевала непристойные танцы в вашем розовом саду. При свете полной луны. Миссис Стоквеллл-Хьюм не упомянула, что я при этом выла на луну, но ее друзья в Лондоне так и подумают.

— Не имеет значения, что это смехотворная чушь, таковы все слухи в Лондоне. От этого они не становятся менее опасными. Как ты думаешь, что скажет Иденмонт, вернее, что он почувствует, когда это прочтет?

Эсме постаралась взять себя в руки. Слухи, о которых леди Брентмор сообщили ее друзья, были абсурдным, крикливым образчиком невежества и провинциализма английского общества. И все-таки если жена — объект насмешек, то сам ты объект жалости…

— Решено, — сказала вдова. — Мы едем в Лондон. Завтра.

— В Лондон? Завтра?

— Ты не эхо, вот и веди себя как человек. Я бы сию же минуту поехала, но нам нужно целый день укладываться. Мальчишка тоже поедет, иначе к тому времени, как я вернусь, он разнесет весь дом.

— Бабушка, но я не готова. Вы сами говорили, что мои манеры…

— Лучше, чем ожидают эти придурки. К тому же мы не останемся на весь сезон. Только на неделю. Хватит, чтобы вправить им мозги. Гнусное скопище простофиль.

В Лондон. Завтра. Эсме подавила дрожь. Там все эти женщины. Его женщины. Они разорвут ее на части, а она потеряла способность защищаться. К тому же у нее душа уйдет в пятки, когда она увидит своих соперниц. Они окажутся красивее и грациознее, чем она может себе вообразить, и она почувствует себя еще безобразнее и недостойнее. Два месяца без Вариана подкосили ее уверенность в себе. Ей нужно время, чтобы набраться сил, если она надеется принять разумное решение о своем будущем… без него.

— Нет, — сказала она. — Этот слух не более чем шутка. Но если я туда приеду, они увидят мои действительные изъяны, а это еще хуже.

— Будет хуже, если ему взбредет в голову посылать вызовы. Мужчина обязан вступиться за честь жены, даже если он ее бросил. Нет, ну какие же ослы эти мужчины! Мы полжизни тратим на то, чтобы спасать их от них самих.

— Не хотите же вы заставить меня поверить…

— Если ты не поедешь, — не обращая на нее внимания, продолжала вдова, — то молись, чтобы с пистолетом он обращался лучше, чем с финансами.