Чувствовалось, что наш дорогой хозяин «в теме» и более всего его интересовали как раз те самые ценности, а отнюдь не «десять чемоданов компромата».

Графиня спросила, а что стало дальше с этими немцами?

Зюмбюлев несколько помрачнел и ответил, что эти самые немцы куда-то исчезли, столь же неожиданно, как и появились, буквально накануне, едва только в городе стало точно известно о том, что не сегодня-завтра в здешний порт придут русские военные корабли с десантом.

Ката поинтересовалась, появились ли уже русские?

Хозяин ответил что-то, в стиле – еще нет, мадам, ждем-с. Мол, про русских никогда не знаешь, когда они возникнут. Но пока что все в эйфории, охрана в порту минимальна, а пропускной режим более чем свободный. А вот русские – точно люди основательные и явно запечатают здешний порт наглухо, едва прибудут.

– Тогда чего же мы ждем? – удивилась графиня. – Поторопитесь, я же сказала – деньги не проблема!

– Мадам, речь идет не просто о деньгах, а о больших деньгах! – заявил Зюмбюлев таким тоном, словно хотел нас непременно испугать. Эк удивил! Цену он себе набивал, что ли, или просто не хотел ни хрена делать?

– Я же сказала, – повторила Ката. – Это не есть проблема. Пусть это вас не волнует.

По виду нашего хозяина было видно, что в тот момент он производил в уме какие-то хитрые арифметические вычисления – на его пересеченном краем парикмахерской сеточки лбу даже выступил обильный пот.

– Ну, как угодно, – ответил он наконец и тут же добавил весьма решительным тоном: – Тогда за мои услуги с вас тысяча английских фунтов! Готов принять эту сумму и другой валютой, по текущему курсу! Предпочтительнее всего – турецкими лирами!

Спрашивается – и на хрена болгарам в те времена фунты стерлингов? Что покупать? Хотя, рассуждая логически, соседние нейтральные турки тогда плотно лежали под англичанами и расчеты в островной валюте за любые услуги не выглядели в этом балканском тупичке чем-то из ряда вон выходящим…

С времен Валентина Катаева принято считать, что румын – это вовсе не национальность, а профессия. Вопрос – что же тогда есть болгарин? Конечно, равнять всю нацию по стандарту того же Зайкиного Фили не стоило, тем более что стяжательство и хитрожопость – черты отнюдь не национальные. Решив выяснить этот момент практически, я подумал, что, пожалуй, назрел момент для небольшого спектакля, с целью экспресс-проверки нашего дорогого хозяина на вшивость. Мне показалось неприличным совершать разного рода нелегальные сделки совсем уж без торга и игр мускулами, особенно в стране, где вековые традиции восточных базаров всегда были в почете. Поэтому, прежде чем графиня успела открыть рот для ответа, я решительно вскинул «ППШ» над столом, клацнул затвором и, прицелившись прямо в прилизанную зюмбюлевскую морду, произнес максимально угрожающим тоном, на своем татарско-тарабарском:

– Килап утран да тымылырдан быканын! Крышене акашук шитерга кирдык башлы!

Пусть думает, что я не сдурел, а вообще, по жизни, такой. Надо было видеть выражение лица нашего собеседника – у него буквально отпала обнажившая пару золотых коронок нижняя челюсть, пот выступил на лице прямо-таки росой, а глаза округлились. Я видел, что Ката посмотрела на меня с недоумением, но взгляд у нее при этом был вполне понимающий.

– Ч-что он сказал? – только и сумел выдавить из себя вопрос в стиле еще не написанного детектива Иоанны Хмелевской безгранично удивленный и где-то даже напуганный столь неожиданным поворотом Зюмбюлев. Затем он не сумел сдержаться, тихонько икнул и торопливо добавил: – Ради бога, господа, давайте не будем нервничать!!

– Он говорит, что это слишком дорого и, возможно, поэтому проще вас убить, – ловко «перевела» графиня.

– Мадам, умоляю вас! Не я эти цены придумал! Ведь вы же сами сказали, что вам надо срочно! А быстрее и дешевле вам это здесь все равно никто не организует! И пусть он опустит оружие! – затараторил он прямо-таки умоляюще.

– Bitte, leg deine Waffe weg! – вежливо попросила меня Ката по-немецки.

Я починился. Ну то есть как подчинился – положил автомат на стол перед собой, стволом в сторону хозяина дома. Дескать расстрел откладывается.

– Фу-у! – сказал Зюмбюлев, вытирая обильный пот со лба, и тут же поинтересовался: – Ну у вас и шуточки! Сначала я вообще подумал, что этот ваш пилот глухонемой! Кстати, кто он вообще такой? И что это за язык, на котором он говорил? Вроде что-то знакомое, но в то же время непонятное!

– Вообще-то он марокканец, – чрезмерно нагло соврала Ката. – Прилично говорит по-французски и по-немецки, венгерский и болгарский понимает, но разговаривает на них плохо. Еще вопросы будут?

Ее собеседник молча внимал, явно переваривая услышанное. Вопрос, поверил ли он в то, что подобный мне блондин со славянской харей может оказаться марокканцем по национальности, да еще и столь заковыристо выражаться на непонятном наречии? Хотя, по-моему, в устах графини термин «марокканец» вполне можно было истолковать и как «француз из Марокко» – возможно, Зюмбюлев именно так и подумал. При этом чувствовалось, что теперь он непременно будет рассказывать своим потомкам, по поводу и без повода, сказочки о том, какие страшные и непонятные люди эти самые марокканцы. Если, конечно, проживет хоть сколько-нибудь долго, что при его роде занятий было вовсе не очевидно.

– Если вы согласны, – сказал Зюмбюлев, наконец-то выходя из ступора, – я прямо сейчас доставлю сюда к вам одного моего знакомого шкипера, который давно занимается подобными деликатными делами. Но, сразу предупреждаю – договариваться с ним об оплате будете отдельно! И лучше, если в этот раз обойдетесь без угроз и демонстрации оружия!

Я, чисто механически, отметил для себя, что слово «шкипер» по-болгарски звучит так же, как по-русски.

Ката сказала, что да, она согласна, после чего подняла со стула пальто и выложила на стол из его карманов затребованную сумму (как ей вообще удалось заранее предугадать возникший расклад, осталось для меня загадкой – могучая нечеловеческая интуиция или она таки знала примерные здешние ценники на такие услуги?) в виде невысокой горки банкнот различного достоинства. Примерно половина запрошенных Зюмбюлевым денег была выдана ему в фунтах стерлингов, остальное – в турецких лирах.

Господин Зюмбюлев, заметно просветлев лицом, два раза пересчитал это халявное богатство, а затем, попросив извинений, удалился в соседнюю комнату. Вернулся он уже без денег, торопливо застегивая пуговицы свежей, белоснежной сорочки.

Похоже, в доме он действительно был один. Жен, горничных или служанок для помощи ему не нашлось, и поэтому одевался он довольно долго, а мы сидели и ждали, слушая, как он возится и открывает шкафы где-то в соседней комнате. Наконец он предстал перед нами в дополнившем бриджи и сорочку темном лапсердаке и галстуке. В качестве обуви он натянул щегольские сапоги до колен, похожие на те, что обычно используют для верховой езды, но без шпор.

Затем он предложил нам пройти в соседнюю комнату, чтобы там, как он выразился, «подождать и отдохнуть».