* * *

Увидев коптер, заходящий на посадку, Брук понял, что ему нужно делать. Он с полной ясностью осознал, что это его шанс и что иного случая может и не представиться. Никем не замеченный, он выступил из тени барака, крадучись, перебежал посадочную площадку и замер в смерче горячего воздуха и жалящих песчинок по другую сторону машины. Голова кружилась от обезболивающего, которое щедрой рукой вкатил санитар, и Брук боялся, что потеряет равновесие и привлечет к себе внимание. Ему казалось, он уже слышит крики: «Ты куда? А ну стой!» Ветер сорвал пластырь с лица, обжег ссадины болью. Над головой нервно вздрагивал ствол опущенного к земле бортового излучателя, словно ему не терпелось исторгнуть из себя потоки смертоносных лучей. За темными стеклами блистера угадывалась голова пилота.

Наконец, Брук решился. Он глубоко вздохнул, словно надеясь выдуть из себя все сомнения и страхи, склонился под гнетом ураганного ветра и бросился вперед. Ему осталось всего три шага до трапа, когда на пути неожиданно возник Санин. С разбега налетев на него, Брук остановился без сил, будто игрушка, у которой кончился завод.

— Дайте пройти, сержант! — в отчаянии выкрикнул он. — Я все равно здесь не останусь!

Санин молча поманил его пальцем.

— Отлежись там с недельку! — прокричал он на ухо Бруку. — А там, глядишь, дерьмо поуляжется. И не болтай, понял? В бутылку не лезь. Ты меня слышишь? Сиди тихо, как мышь. Ничего не знаю, ничего не помню. Понял? Кивни, если понял!

Слова сержанта терялись в грохоте винтов. Не веря своим ушам, Брук машинально кивнул. И тогда Санин шагнул в сторону и подтолкнул его к трапу.

— Этого тоже зацепило! — крикнул он санитару. — Забирайте!

Маленький санитар, чье лицо скрывалось в тени козырька шлема, ухватил Брука за плечевой ремень и втащил внутрь. Бортстрелок, похожий на головастое чудище, нервно облизнул губы, молча посторонился и, не успела спина Брука коснуться кушетки, накинул на него привязные ремни и щелкнул замками.

— Какого дьявола? — недовольно спросил второй санитар, оторвавшись от клавиатуры реанимационного бокса. — В запросе значится всего один раненый. Где твоя сопроводительная карта?

Брук в растерянности пожал плечами. Мол, не моя проблема, я человек маленький, приказали лететь, я и лечу.

— Ну и бардак тут у них! — бросил в сердцах санитар. — Лежать-то можешь?

Брук кивнул.

— Тогда терпи. Посмотрим тебя попозже. Держись крепче.

— Пусть только попробует изгадить мне палубу! — донесся голос пилота.

— Будет тошнить — возьми пакет в кармане, — буркнул санитар. — Вон там, справа.

И тут кто-то закинул в машину тюк с вещами.

— Держи, Фермер! — крикнул солдат. — Мы твое барахло собрали! И пожрать немного. В дороге пригодится…

Брук узнал голос Пана. Он вгляделся и рядом с массивной фигурой увидел Бан Муна, опасливо втягивающего голову и крепко вцепившегося в козырек своего кепи. Плечом к плечу с ним стояли Кратет и Жалсанов, Микадзе и Людвиг. Все их отделение теснилось у трапа. Лучи прожекторов исчертили лица солдат глубокими тенями, но Бруку показалось, будто парни улыбаются. Ветер рвал их комбинезоны.

— Счастливо тебе! — сощурившись так, что глаза превратились в едва заметные щели, крикнул Бан Мун. Он махнул рукой, и воздушный ураган тут же сорвал его кепи. — Пригляди там за Длинным!

— Напиши, как устроишься! — прокричал Пан.

Ошеломленный, Брук молча кивнул, не догадываясь, что его жест невидим в тусклом свете бортового освещения.

Медик уселся на сиденье и что-то пробормотал в коммуникатор. Свист турбин резко усилился. Нервный бортстрелок опустил стекло шлема, за которым тут же зажглись зеленые точки индикаторов, и нырнул в свой кокон. Через пару мгновений с гулом ожили оружейные приводы.

Крики снаружи привлекли внимание санитара.

— Стой! Стой! — орали с посадочной площадки. — Задержите взлет!

Через дверной проем Брук увидел, как сквозь толпу к трапу рвется Вирон.

— Дорогу, свогачи! Расступись! — бесновался Вирон, но новобранцы стояли, тесно сомкнувшись и крепко ухватив друг друга за ремни, так что все, что оставалось старшему сержанту, это в бессильной ярости молотить кулаками по спинам солдат, поджавшим губы в мстительной гримасе.

— Что там еще? — свесившись наружу, крикнул солдат.

— Беда с этими тыловыми вояками! — недобро ухмыльнувшись, ответил Санин. — Едва царапнет, и уже зовут мамочку!

Санитар понимающе кивнул, ударил по сенсору, и трап втянулся куда-то под палубу. Красные плафоны погасли.

— Пошел! — крикнул Санин и, присев, взмахнул руками в жесте, означавшем отрыв. — Давай, пошел!

В следующий миг «Импала» дрогнула и оторвалась от бетона, унося в сырую ночную мглу одного раненого и одного беглеца.

— Спасибо, сержант! Пока, ребята! — запоздало крикнул Брук, но голос его потерялся в реве ветра за бортом. К горлу Брука подкатил комок. Глаза защипало.

Это от ветра, подумал он. Точно, от ветра.

В лагере потом долго вспоминали о новой выходке Фермера.

Все повторяли и повторяли, пока история не обросла совершенно невероятными деталями.

— Просто встал и побежал, — рассказывал часовой, сменившийся с поста на вышке. — Чтоб мне сдохнуть, встал и побежал. Как заговоренный. Прямо по минам.

— А ночью исчез, — добавлял другой. — Испарился. Будто призрак какой.

— Неспроста у него одни семерки в номере, — говорил третий. — Счастливчик, каких поискать…

А тем временем Брук лежал в мягком пластиковом ложе и, вытянув шею, смотрел в раскрытую дверь на покосившуюся землю, на уносившееся вниз и вбок скопление палаток и бараков, на прожектора, пронзавшие тьму бело-оранжевыми щупальцами, на превратившихся в бессильных букашек Твида и Вирона; смотрел до тех пор, пока лагерь не обернулся мутным оранжевым пятнышком, мерцавшим в ночи подобно зловещему глазу. Потом санитар нажал на сенсор закрывания двери, и земля скрылась из вида, оставив Брука в полумраке, едва освещенном помаргиванием индикаторов медицинского комплекса.

Брук был сбит с толку. Происходящее упорно не желало укладываться в голове. Он не мог понять, как такие угрюмые, ограниченные, трусливые и завистливые типы вроде горожан могли измениться так быстро?

Или это изменился он сам?

Но одно Брук знал абсолютно точно: завершилась одна глава его жизни и начинается другая.

* * *

Старший сержант Вирон тоже чувствовал, что в его жизни начинается новая глава. Мало ему этих чертовых мин, а тут — на тебе, на его шее еще и дезертирство. Так и не сумев пробиться к медэваку, он стоял среди ухмыляющихся сопляков и что-то угрожающе бормотал себе под нос. Развернуться и уйти означало потерять лицо. Стоять и наблюдать за распоясавшимися салагами, которым давным давно полагалось спать, было выше его сил.