кабину, где при первых испытаниях обычно сидел летчик. Вообще все подозрительно. А вдруг они хотели перегнать «Унион» за границу? Откуда Багрецов достал орла-разведчика? Говорит, что снял с антенны диска. Чепуха! Разве туда доберешься?

Медоварова сопровождал Дерябин. Стенки туннелей были холодными. Они еще хранили в себе ледяное дыхание заоблачного мира. Хорошо, что Дерябин предусмотрительно надел пальто и шляпу. А Толь Толич храбрился, пошел в одной гимнастерке, с непокрытой головой. Возвращаться не хотелось, а потому, чтобы не замерзнуть, он должен был вихрем носиться в гулких морозных трубах.

— Ну, вот и все, — сказал он, отогревая дыханием озябшие пальцы. — Двигатели без нас осмотрят, зоосад меня не интересует. Да, да. Самое главное, вы еще не видели иллюминатора Валентина Игнатьевича?

— Опять «космическая броня»? — недовольно переспросил Дерябин. — Что вы к ней прицепились? Идите смотрите, а я узнаю, что там с аккумуляторами.

Медоваров сразу же выпрямился, лысинкой коснулся ледяного потолка.

— Извините, уважаемый Борис Захарович, — потирая затылок, сурово проговорил он. — Тут вы не правомочны. Насчет аккумуляторов подождем, ибо центральная кабина опечатана по причине аварии с ними. Создадим специальную, так сказать, аварийную комиссию, выявим виновных… Доложим по инстанции. Все как полагается.

Борис Захарович понимал, что Медоваров прав, но творческое нетерпение, когда хочешь разгадать, в чем же причина неудачи, заставляло протестовать. Надо поговорить с инженер-полковником. При чем тут какая-то особая аварийная комиссия? Разве сами не разберемся?

Толь Толич быстренько добежал до люка, откуда, как из печного отдушника, так и дышало жаром, спустился по лестнице и, глядя снизу вверх на хмурого Дерябина, спросил будто ни в чем не бывало:

— Как вы думаете, Борис Захарович, кого мы можем ввести в комиссию по оценке испытаний «космической брони»? В исключительных условиях полета она как будто бы показала себя неплохо? Небольшая комиссия, рабочая. Ну, скажем, под председательством главного конструктора Серафима Михайловича. Потом вы, конечно, войдете…

— Не войду, потому что в пластмассах ни черта не смыслю. Да и к чему такая спешка?

— Должен прилететь оператор из студии Научно-популярных фильмов. Они готовят специальный фильм.

Спустившись из люка, Борис Захарович отдышался и, крепко сжимая узловатыми пальцами ручку тяжелой трости, категорически заявил:

— До тех пор, пока мы не проверим самое основное, то есть причину аварии, ни о каких других комиссиях не может быть и речи. А ваш оператор пусть подождет.

Видя, что старика не переубедишь, да и ссориться с ним невыгодно, Толь Толич миролюбиво согласился.

— Да я разве что говорю? Обязательно причину надо расследовать. Возможно, Афанасий Гаврилович поручит это дело нашей комиссии. Так сказать, в рабочем порядке. Потом протоколом оформим.

Набатников согласился, и уже через полчаса центральная кабина была тщательно осмотрена. Для выяснения некоторых подробностей в кабину пригласили Нюру. Она сразу же заметила в аккумуляторной батарее два пустых гнезда.

А внизу под ними, привязанные к металлической стойке пестрым Димкиным галстуком, виднелись злополучные банки, из-за которых так много пришлось пережить и ему и Тимофею.

Нюра бросилась было к этим банкам, но Медоваров сурово предупредил:

— Отставить. Мы сами разберемся, в чем дело, гражданка Мингалева.

И оттого, что он назвал ее гражданкой, как на суде, и не доверил хотя бы только отвязать испорченные банки, Нюре стало мучительно горько. Действительно, как подсудимая, и взяли ее сюда, чтобы допросить на месте преступления.

— Почему эти аккумуляторы без паспортов? — спросил Дерябин, заметив на банках пустые металлические рамки. — Откуда вы их взяли, Анна Васильевна? Неизвестно, когда они заряжены, сколько циклов было до этого. Ничего не понимаю!

Нюра тоже ничего не понимала. В последний раз ей пришлось проверять эту группу аккумуляторов уже здесь, в кабине. Напряжение было нормальным, а что касается целлулоидовых паспортов, то их отсутствие она бы сразу заметила. Вот и все, что Нюра могла сказать.

Она подумала, что паспорта взяли Багрецов или Бабкин, но сразу же отбросила эту мысль. Они знали, что банки испортились, тем более надо сохранить паспорта, чтобы потом выяснить причину аварии. Ведь на паспорте все указано — и номер серии, и дата изготовления.

— Вы свободны. Можете идти, — милостиво разрешил Медоваров и, когда Нюра скрылась в люке, обратился к председателю комиссии: — Ну что ж, товарищ инженер-полковник, больше нам здесь делать нечего. Попросим Бориса Захаровича организовать экспертизу, так сказать, вещественных доказательств. Пусть проведут соответствующие измерения, а потом посоветуемся коллегиально. Как вы думаете?

Председатель комиссии пожал плечами.

— При чем тут «вещественные доказательства» и судебная терминология вообще? Всякая новая техника полна неожиданностей и капризов. А вы этой желторотой специалистке хотите приписать чуть ли не вредительство.

— Приписывать мы ничего не собираемся, — обиженно проговорил Медоваров. — Но если бы вы ознакомились с личным делом «этой желторотой», как вы изволили сказать, то кое-что вас бы там заинтересовало.

Дерябин стукнул палкой по звонкому полу.

— Погодите, Анатолий Анатольевич! Не здесь бы надо проявлять вашу бдительность. Да, Мингалева совершила ошибку и получила выговор. А вы готовы ей всю жизнь этот выговор помнить. Нехорошо.

— Вам кадрами не приходится заниматься, дорогой Борис Захарович. А у меня они вот где сидят. — И Медоваров похлопал себя по розовой шее.

Нюра ничего этого не слышала. Тяжело спускалась она по лестнице и лишь внизу, ступив на твердую землю, вдруг поняла, что второй ошибки ей не простят. И самое главное, что Нюра не знает, как эта ошибка произошла. Надо подробно расспросить Римму — возможно, что-нибудь и прояснится.

* * *

При абсолютном равнодушии и даже презрении к труду Римма увлекалась вязанием. Шапочки, шарфики, какие-нибудь пояски помогали Римме убивать время и в автобусе и даже на работе, когда никто не видит.

Сейчас Римме нечего таиться. Она может вязать сколько душе угодно до тех пор, пока не придет машина за мальчишкой, который притащил сюда какой-то там золотой осколок и должен показать место, где он его нашел.

Римма лениво перебирала спицами, нанизывая на них петельку за петелькой. А вообще она злилась. Ученица-лаборантка в няньки не нанималась, а тут ей пришлось водить мальчишку в столовую, кормить его, ходить за ним по пятам, чтобы не совал свой нос куда не следует. Приехал сюда зайцем, глядишь, в какую-нибудь ракету залезет. Милиционера к нему надо приставить, а не няньку. Детей она вообще терпеть не могла и заранее решила никогда не обременять себя пискунами. Очень они ей нужны! Взять хотя