В какой-то мере его действия оказались эффективными: как и у ходжей Кашгарии, религиозное единство стало консолидирующим фактором в борьбе против иностранного сюзерена, исповедующего другую религию. Джунаид-хана активно поддерживало хорезмское мусульманское духовенство, традиционно обладавшее сильным влиянием на население[735]. Поэтому узурпатор, находясь в эмиграции после поражения от российских войск в начале 1916 г., с большим интересом следил за событиями восстания в Средней Азии, выискивая возможность воспользоваться национально-освободительной борьбой в своих интересах[736].

Именно как ставленник османского султана — халифа Джунаид-хан захватывал Хиву в 1916 и 1918 гг., заставляя хана Исфендиара из династии Кунгратов, ставленника российских властей, признавать себя его младшим соправителем, кланяться ему на церемониях и пр.[737] Таким образом, Джунаид-хан умудрился использовать религиозный фактор как национальный, одновременно привлекая к себе и население Хивинского ханства, призывая его к национально-освободительной борьбе, и иностранных покровителей-единоверцев — правителей Турции, Ирана и Афганистана, которые, демонстрируя поддержку ревнителю веры, на самом деле с готовностью вмешивались в дела Российской империи, стараясь ослабить ее центральноазиатские владения.

Любопытно, что Джунаид-хан, со временем все более и более становившийся исключительно агентом иностранного влияния в Хорезме, по-видимому, продолжал искренне верить в то, что является освободителем ханства от русского, а после 1920 г. — от советского владычества[738]. Вероятно, именно эта вера побуждала его не складывать оружия после свержения в 1920 г. и последующих многочисленных поражений и неудач и продолжать борьбу за престол вплоть до самой смерти в 1939 г. Примечательно, что его веру разделяли и многие представители родственного ему туркменского населения: еще в 1931 г. они поднимали восстание, обещая, что «в России Белый царь сядет на трон, власть в Туркмении примет Джунаид-хан»[739].

Распад Монгольской империи на рубеже XIII–XIV вв., а затем и крушение империи Юань привели к упадку авторитета правящей династии Чингизидов (преимущественно прямых потомков Хубилая), и принадлежность к «Золотому роду» перестала являться преимущественным основанием для претензий на трон. Соответственно, в борьбу за власть и ханский титул включились не только представители побочных ветвей рода Борджигин (одним из ответвлений которого и являлись Чингизиды), но и другие влиятельные монгольские аристократические кланы. Соперничать с потомками Чингис-хана на равных им помогали особенности политической ситуации в Монголии: сначала — экспансия национальной китайской династии Мин в XV в., затем принятие буддизма в качестве государственной религии в конце XVI в., наконец — признание сюзеренитета новой китайской династии Цин уже в конце XVII в.

В результате династии, которые, в соответствии с чингизидскими политико-правовыми традициями, не имели права на трон и рассматривались как узурпаторы власти, сумели не только активно противостоять потомкам Чингис-хана в борьбе за монгольский трон, но и основали ряд собственных государств.

Особое место в истории борьбы за власть в Монголии занимают события уже первой половины XX в., т. е. период борьбы монгольского народа за независимость. В процессе этой борьбы претенденты на трон (как выразители национально-освободительных идей) причудливым образом сочетали самые различные основания для претензий на трон, чтобы представить свои действия законными.

На рубеже XIV–XV вв. в Монголии складывалась не менее сложная политическая ситуация. Как уже отмечалось выше, после падения империи Юань в результате изгнания монголов из Китая потомкам Хубилая, вернувшимся в Монголию, пришлось вступить в борьбу за власть с представителями других семейств Чингизидов — в частности, с потомками Угедэя и Арик-Буги. Помимо различных монгольских кланов, поддерживавших каждый своего претендента на престол, в борьбу также вмешалась династия Мин, сменившая Юань на престоле Китая, которая была заинтересована в ослаблении ханской власти и, соответственно, возможности в свою очередь установить контроль над монгольскими территориями.

Первая попытка империи Мин возвести на монгольский трон своего ставленника имела место уже в конце 1370-х гг., после смерти Аюшридары (Билигту-хана) — монгольского монарха, вступившего на трон после падения империи Юань. Еще в начале его правления, в 1371 г., китайцы захватили в плен его старшего сына Мидрибалу, которого окружили заботой и даровали ему титул «чуньли». В 1374 г. Мидрибала был отпущен в Монголию ко двору отца, фактически став главой прокитайской партии. Когда в 1378 г. скончался его отец, у Мидрибалы были все шансы стать новым ханом, и в таком случае подчинение монголов империи Мин стало бы лишь вопросом времени. Однако на этот раз «патриотическая» партия в Монгольском ханстве восторжествовала и сумела убедить участников курултая, что Мидрибала в силу своих связей с Китаем представляется менее законным претендентом на престол, чем его дядя Тогус-Тэмур (Усхал-хан) — брат Билигту-хана и ярый противник империи Мин[740].

Несколько менее известно, что в борьбе за контроль над Монголией попытался принять участие и среднеазиатский властитель Амир Тимур. При его дворе находился монгольский царевич Улджай-Тэмур, которому Тимур обещал помощь в борьбе за монгольский трон. Однако в силу различных политических причин Железный Хромец так и не успел выполнить свое обещание, и Улджай-Тэмур (известный в китайских источниках как Баньяшили[741]) стал монгольским ханом уже после его смерти, в 1408 г.[742] Несмотря на то что Улджай-Тэмур являлся прямым потомком Хубилая и, следовательно, представителем наиболее легитимной в глазах Монголов династии, у него имелись серьезные противники — возможно, в силу того, что некоторое время он отсутствовал в Монголии, пребывая при дворе Амира Тимура, и утратил связи с возможными союзниками и вассалами. Поначалу он и демонстрировал стремление к самостоятельной национальной политике и всячески игнорировал требования империи Мин признать ее сюзеренитет однажды даже нанеся китайцам сильное поражение[743]. Однако со временем Улджай-Тэмур был вынужден пойти на союз с китайцами-ок. 1410 г. его покровитель Аруктай в знак признания зависимости от империи Мин явился с данью к китайским властям. А вскоре после этого, в 1411 или 1412 г., Улджай-Тэмур был убит ойратским правителем Махаму[744]: не исключено, что поводом для выступления представителя «черной кости» против хана-Чингизида стало именно признание последним зависимости от Китая.