— Вчера она засиделась допоздна, помогала мне подбирать комплект архивных документов, которые нужно отправить обратно в Лидсский университет, — сказал Роджер, оправдывая Брианну.

Клэр, глядя на дочь, рассеянно кивнула.

— Джейми тоже так мог, — негромко заметила она. — Лечь и заснуть где угодно.

Она умолкла. Роджер продолжал равномерно грести к той точке озера, где среди сосен высились мрачные руины замка Уркварт.

— Дело в том, — прервала молчание Клэр, — что с каждым разом это дается все труднее. Когда я проходила в первый раз, мне показалось, что ничего хуже со мной случиться уже не может, но возвращение было тысячекратно страшнее.

Взгляд ее был прикован к замку.

— Не знаю, было ли так, потому что я возвращалась не в тот день — первый переход был совершен на Праздник костров, — а двумя неделями раньше.

— Джейлис… то есть Джилиан тоже ушла в Праздник костров.

В тот день, несмотря на жару, Роджер почувствовал озноб, увидев фигуру женщины, которая была одновременно и его предком, и современницей; она стояла в свете пылающего костра, на миг зафиксировалась, а потом исчезла навсегда, скрывшись в расщелине стоящих камней.

— Вот что она отметила в своей записной книжке: «Дверь открыта по праздникам Солнца и Огня». Возможно, когда это время приближается, проход приоткрывается частично и переход возможен, хоть и затруднен. А может быть, она вообще ошибалась, ведь она всерьез считала, что это не сработает без человеческого жертвоприношения.

Клэр тяжело вздохнула. Облитые бензином останки Грега Эдгарса, мужа Джилиан, были извлечены полицией из каменного круга на майский праздник. О его жене в деле имелась единственная запись: «Скрылась в неизвестном направлении».

Клэр наклонилась через борт, опустив руку в воду. Маленькое облачко набежало на солнце, озеро вдруг приобрело серый цвет, и под порывом ветра на его поверхности появились десятки волн. В кильватере лодки вода стала непроницаемо темной. Глубина Лох–Несса семьсот футов, и вода здесь обжигающе холодная. Кто может жить в таком месте?

— Могли бы вы нырнуть туда, Роджер? — тихо спросила Клэр. — Прыгнуть за борт, нырнуть, спускаться в этой темноте до тех пор, пока у вас не разорвутся легкие, не зная, поджидают ли вас там огромные, тяжеленные, зубастые твари?

Роджер почувствовал, как по спине у него побежали мурашки, и неожиданно налетевший холодный ветер был тут ни при чем.

— Но это еще не все, — продолжила она, не отрывая глаз от темной таинственной воды. — Отправились бы вы туда, окажись там, внизу Брианна?

Она выпрямилась и, повернувшись, посмотрела ему в лицо.

— Вы бы нырнули?

Янтарные глаза смотрели на него не мигая, словно ястребиные. Он облизал потрескавшиеся, обветренные губы, бросил через плечо быстрый взгляд на спящую Брианну и снова повернулся к Клэр.

— Думаю, что да.

Она помолчала и кивнула.

— Я тоже.

КОРНИ

Сентябрь 1968 года

Женщина рядом весила, пожалуй, фунтов триста. Она с присвистом дышала во сне, легкие в двухсоттысячный раз с трудом поднимали ношу ее массивной груди. Мясистое бедро и толстая рука, неприятно теплые и влажные, прижимались к моим.

Деваться было некуда. С другой стороны от меня — стальной изгиб фюзеляжа самолета. Высвободив и приподняв руку, я включила верхний свет, чтобы посмотреть на часы. Десять тридцать по лондонскому времени — как минимум еще шесть часов до приземления в Нью–Йорке. Это если верить расписанию.

Салон самолета полнился вздохами и сопением пассажиров, старавшихся по возможности скоротать время в дреме. Для меня вопрос о сне не стоял. Смиренно вздохнув, я сунула руку в кармашек на спинке впереди стоящего кресла и достала положенную туда мной наполовину прочитанную книгу. Это был роман одного из моих любимых авторов, но я чувствовала, что не могу сосредоточиться на чтении — мысли возвращались либо к Роджеру и Брианне, которых я оставила в Эдинбурге и которые собирались продолжить поиски, либо устремлялись вперед, к тому, что ожидало меня в Бостоне.

Я не знала, что именно ждет меня, в чем отчасти и заключалась проблема. Мне приходилось возвращаться домой, пусть и ненадолго: отпуск давно кончился, и я несколько раз брала дополнительные дни за свой счет. Предстояло решить ряд вопросов в больнице, оплатить счета, проверить, как дела в остававшемся без присмотра доме — страшно подумать, как заросла лужайка на заднем дворе, — нужно навестить друзей…

В частности, одного. Джозеф Абернэти был самым близким моим другом еще с медицинской школы. Прежде чем принять окончательное — и, скорее всего, необратимое — решение, мне хотелось поговорить с ним. Закрыв лежавшую на коленях книгу, я с улыбкой принялась обводить пальцем завитушки заглавия. Помимо многого иного к любовным романам меня тоже приохотил Джо.

Мы с Джо познакомились, когда я только начинала обучаться медицине, и сблизило нас то, что мы оба выделялись среди прочих интернов Центральной больницы Бостона.

Я была среди них единственной женщиной. Джо был единственным чернокожим.

Разумеется, мы не могли не чувствовать этой своего рода исключительности, хотя никогда об этом не заговаривали. Нам прекрасно работалось вместе, но во взаимоотношениях мы проявляли осторожность и некоторую скрытность, и то, что существовало между нами до самого окончания интернатуры, можно было назвать скорее приятельскими отношениями, чем дружбой.

В тот день я проводила свою первую самостоятельную операци — несложное удаление аппендикса мальчику–подростку с хорошим здоровьем. Операция прошла гладко, никаких оснований опасаться послеоперационных осложнений не было, но я все равно ощущала себя в ответе за этого ребенка и не хотела уходить домой, пока он не проснется, несмотря на то что моя смена закончилась. А потому, переодевшись, отправилась в ординаторскую на третьем этаже, чтобы подождать там.

Ординаторская не пустовала — в одном из кресел, погрузившись в чтение «Юнайтед стейтс ньюс энд уорлд рипорт», сидел Джозеф Абернэти. Когда я вошла, он поднял голову, кинул и вернулся к журналу.

В ординаторской скопилось немало чтива: как журналов, унесенных из залов ожидания, так и потрепанных книжек в бумажных обложках, оставленных выписавшимися пациентами. Чтобы отвлечься, я стала листать шестимесячной давности журнал «Вопросы гастроэнтерологии», рваный экземпляр журнала «Тайм», перебрала аккуратную стопку «Сторожевой башни» и наконец остановила свое внимание на одной из книжек.

У нее не было обложки, но на титульной странице значилось название: «Пылкий пират».

«Чувственная захватывающая история любви, безграничной, как Карибское море!» — гласила строка под заголовком. «Карибское море», а? Если нужно отвлечься, то это то, что мне надо, подумала я и открыла книгу наугад. Это оказалась сорок вторая страница.