Абдаллах сочувственно свел брови над ястребиным носом.

– Я понимаю, сын мой, я понимаю… В юные годы я побывал во многих мирах, видел там льды и снега – это проклятие всевышнего! – и чувствовал холод. Это ужасно! От него спасают лишь теплые женские руки да ванна с горячей водой. Так что я прикажу, чтоб тебя помыли, согрели и умастили… Кому же лучше этим заняться? Айше? Или Махрух? Или Дильбар, Билкис, Камаре? Или Савде, Хаджар, Нази? Выбирай!

– Пусть будет Нази, – произнес Саймон, взвесив достоинства всех претенденток. – Нази, мне кажется, погорячее остальных.

Эмир кивнул и вымолвил с усмешкой:

– Да будет так! Ты, сын мой, заслуживаешь награды, ибо сделал богоугодное дело. Разумеется, эти бану сулайм и бану килаб – ослиный помет в сухом песке, но все же и к ним обращены слова пророка… – Полузакрыв глаза, он процитировал:

– И если бы два отряда из верующих сражались, то примирите их. Если же один будет несправедлив против другого, то сражайтесь с тем, который несправедлив, пока он не обратится к велению Аллаха. А если он обратится, то примирите их по справедливости и будьте беспристрастны: ведь Аллах любит беспристрастных!

– Сура сорок девятая, “Комнаты”, – произнес Саймон, принимаясь за павлина.

Абдаллах приоткрыл рот и удивленно моргнул.

– Воистину, Ришад, ты – юноша, исполненный редких достоинств! Ты знаком с Кораном? Откуда же, сын мой?

– У меня была девушка, Куррат ул-Айн. Отсюда, из Ирака, – сказал Саймон, обгладывая ножку павлина. – Иногда она читала мне Коран. Перед сном. Я запомнил. У меня хорошая память.

На мгновение милое личико Курри возникло перед ним и тут же растворилось в сияющем солнечном свете. Он выпил шербет из кубка с благочестивой надписью и возвратился к павлину. Он вдруг почувствовал страшный голод. Голод заставил забыть о Курри. Куррат ул-Айн, конечно, была хороша, однако Нази не уступала ей ни в чем. Достойная награда герою!

– Вижу, ты начал оттаивать, Ришад, – синие глаза эмира насмешливо блеснули. – Уже вспоминаешь о девушках!

– Они созданы Аллахом нам на радость, – пробормотал Саймон с набитым ртом.

– Я чуть не замерз в Абулфарадже, но мысль о девушках меня согревала, отец мой.

Особенно о Нази.

Разумеется, это являлось преувеличением. Там, в оазисе, он думал, как бы сохранить лицо перед толпами бану сулайм и бану килаб. Их собралось тысяч пять или шесть, все – увешанные оружием с головы до пят, на злых длинноногих дромадерах; казалось, еще чуть-чуть, и они вцепятся друг другу в глотки. Саймону пришлось продемонстрировать, что будет в этом случае.

Он подорвал фризер.

Эти устройства были разработаны совсем недавно и служили как безотказным средством умиротворения, так и смертельным оружием, экологически чистым и поражающим только живую силу противника. Все зависело от мощности: фризер-граната снижала температуру до минус сорока по Цельсию в радиусе десяти-пятнадцати метров, фризерная бомба могла превратить целый город в паноптикум с ледяными статуями. Как утверждал Дейв Уокер, отличный способ охлаждения горячих голов.

Конечно, никаких жидких газов или иной примитивной начинки во фризерах не использовали. Фризер был очень хитрым механизмом, аккумулирующим тепловое излучение в локальной области пространства, своеобразной “черной дырой”; границы ее были несколько размыты, и во всех инструкциях рекомендовалось держаться от нее подальше. Саймон, вместе с любопытными старейшинами бану сулайм и бану килаб, попал на периферию взрыва, пережив массу острых ощущений. Теперь все они могли представить чувства мамонта, дремлющего в вечной мерзлоте.

Источник Абулфарадж, круглый небольшой бассейн с каменными бортиками, замерз моментально, а камни потрескались и оделись седоватым инеем. Внушительное получилось зрелище! Даже Саймон содрогнулся – правда, не от страха, а от стужи. Что до кочевников, то они, проявив редкое благоразумие, решили, что теперь святой источник очищен и можно вернуться к прежним порядкам использования вод. Их шейхи, видимо, тряслись до сих пор, и Саймон испытывал к ним нечто вроде сочувствия: все они были людьми немолодыми и погреться в женских объятиях никак не могли.

Он расправился с павлином и приступил к ягненку. Абдаллах, его гостеприимный хозяин, ел мало, большей частью налегал на фрукты и важно кивал, довольный аппетитом гостя. Казалось, он не испытывает ни капли ревности, ни грана зависти, хоть повод для того имелся: ему, потомку пророка, не удалось вразумить упрямых сынов пустыни, а вот пришелец, невзирая на молодость, в два счета справился с этим делом. И даже очистил Абулфарадж! Ибо холод, как ведомо всем, уничтожает любую скверну…

Но Абдаллах не ревновал, как и положено человеку разумному, знатному и уверенному в собственном авторитете. После того, как арабский мир избавился от тесных контактов с Россией, Китаем и Западом, здесь предпочли монархическую форму правления. В Саудовской Аравии она сохранилась с давних пор, а в других государствах венец владыки был отдан либо удачливым вождям, либо религиозным лидерам, а в редких случаях – потомкам древних фамилий, пришедших к власти еще в эпоху Саладина. Но все они, и новые, и старые правители, единодушно пытались доказать, что происходят от самого пророка – вернее, от дочери его Фатимы «Фатима, дочь пророка Мухаммада, прозванная Захра Аллах (Свет Аллаха), является самой почитаемой женщиной для мусуль-ман-шиитов. Она стала супругой первого халифа Али и родоначальницей династии халифов-фатимидов.», прозванной Захра Аллах. Азиз ад-Дин Абдаллах, эмир Счастливой Аравии, в таких доказательствах не нуждался; он и в самом деле был потомком фатимидских халифов по прямой линии. К тому же власть досталась его предкам не в результате выборов, военных переворотов или закулисных интриг, а совсем иным путем. В двадцать первом веке, в Эпоху Исхода, Азиз ад-Дин Касим ибн-Сирадж просто купил гигантскую территорию у Красного моря, основав затем свой собственный, личный и нераздельный эмират. Откуда у Касима нашлись такие средства, до сих пор было тайной, покрытой мраком.

Ягненка Саймон одолел лишь наполовину и переключился на шербет и персики.

Персики в окрестностях Басры росли превосходные – впрочем, как и все остальное. Строго говоря, столицу Счастливой Аравии надлежало именовать Басра-Два или Новая Басра, поскольку земная Басра находилась, как положено, в Ираке, у слияния могучих рек, называвшихся по старой памяти Тигром и Евфратом. Но это было бы оскорбительно для эмиров из рода ад-Дин! Они всегда настаивали, что истинная Басра – их город, так как нет в нем современных зданий из бетона и стекла, нет заводов и крытых асфальтом дорог, а есть дворцы, мечети, минареты и мостовая из гладких базальтовых плит. Их Басра была городом Синдбада-Морехода – правда, в улучшенном издании, где сказочные дворцы освещались электричеством, а по улицам ползали роботы-уборщики.

Когда Саймон закончил с едой, Абдаллах воздел руки к небесам и пробормотал молитву. Не слишком долгую; цитируя наизусть Коран, он тем не менее особой религиозностью не отличался.