Первым делом нужно было избавиться от трупов. И они зарулили на пустырь.

– Я ранен! – простонал, как только они остановились, вывалившись из машины, один из подельников Бурого; боец держался рукой за предплечье и по-собачьи скулил, глядя на Бурого.

Бурый скривился. Начавшийся дождь усиливался с каждой минутой.

Он посмотрел на того, кого миловала пуля.

– Выкопай яму.

– Дождь ведь, – изумился тот.

– А ты хочешь, чтобы я жмуриков к тебе домой притащил?

Вопрос завис в воздухе. И боец принялся за работу. Он достал из багажника лопату и начал копать под усиливающимися потоками дождя.

Бурый стоял возле того, кто скулил. Он, казалось, не замечал дождя. Он был в подавленном состоянии. И думал, как обо всем расскажет Хану.

Через десять минут яма была готова. Не глубокая, но в нее вполне могли поместиться два тела. Мокрый от дождя боец с лопатой тяжело дышал и смотрел в сторону Бурого и стонущего товарища.

– Мне бы в больницу, – проглатывая капли дождя, просился раненый парень.

– Погоди маленько...

Бурый словно очнулся, открыл заднюю дверцу своей машины и нащупал на сиденье АКСУ. Крепко сжав автомат, резко повернулся.

Тот, с лопатой, так ничего и не понял. Дождь лил сплошным потоком, заливая глаза. Короткая автоматная очередь распорола парню живот. Протяжно вскрикнув, человек выпустил лопату и рухнул в вырытую им самим яму.

Раненый вмиг замолчал, почувствовав недоброе.

– Сейчас будет тебе больница, – зловеще прохрипел Бурый.

Ствол автомата сместился в сторону. Палец нажал на спуск. Из головы брызнул фонтан кровавой кашицы и, смешавшись с дождевыми струями, пролился на землю. Раненый – уже убитый – хлопнулся лицом в грязь.

Бурый бросил автомат обратно в машину и принялся заканчивать начатое. Первым делом он углубил яму. Затем бросил к лежавшему трупу только что скулившего парня, вытащил из машины еще два трупа и добавил их к остальным, после чего поспешно закопал свежевырытую братскую могилу. Лопату отнес в свою машину. Позже он ее вымоет и вымоется сам.

Вначале Бурый отогнал подальше от пустыря машину своих дружков. Затем вернулся, сел в свою и подъехал к машине, которую только что оставил. Снова выбравшись на дождь, открутил крышку бачка топлива в машине дружков, соорудил из тряпки что-то вроде фитиля, пропитал этот фитиль взрывоопасной смесью и поджег.

Он едва успел рухнуть на сиденье своей машины, когда позади раздался мощный взрыв, поднявший в воздух металлические останки автомобиля.

Бурый надавил на газ, стараясь поскорее отсюда убраться. В зеркальце заднего обзора он увидел полыхающее пламя на раскуроченном автомобиле, которое не могли затушить струи дождя.

Даже не переодевшись – мокрый, в грязи, – Бурый прошел к Хану через черный ход. Вид у него был самый удручающий. Однако то, что он рассказал хозяину, было еще ужаснее. Хан был просто взбешен. Он не получил того, что хотел, и теперь следовало идти на контакт с бывшими спецназовцами. Хорошо хоть, Бурый свою харю не засветил...

* * *

Бурый вздрогнул. Хан с силой ткнул его в бок, и воспоминания отошли на задний план.

– Заснул, мать твою, что ли?

Бурый обиженно оглянулся на хозяина. Машина мчалась к выезду из города.

Хан настороженно спросил сидящего впереди:

– Куда мы едем?

– Туда, куда ты хочешь, – невозмутимо ответствовал тот.

Он был спокоен. Со стороны могло показаться, что он едет в приятное путешествие, а позади него сидят его дружки, которые просто чем-то недовольны. Но не им. На самом деле это было не так. Он знал, куда едет. И знал, что это не увеселительная прогулка. Это конец. Конец его жизненного пути.

6

– Стой! – крикнул Смолячков, придержав психоаналитика за рукав.

Проезжавшая мимо по трассе грузовая машина обдала их копотью и осыпала стружками, которые перевозила. Лаврентьев стал зло отплевываться и отряхивать костюм. Смолячков на такие мелочи на обращал внимания.

– Идти открыто опасно. Ваша жена может нас заметить, – капитан старался перекричать гул машин.

– Так что прикажете? – Раздражение еще было сильно.

– Спустимся со склона, – предложил Смолячков. – Там видно будет.

* * *

Лаврентьева эта перспектива не очень прельщала. Начал накрапывать дождик, и вымазаться было делом плевым. Он так и сказал капитану, но тот пожал плечами, заявив, что при поиске истины такая мелочь, как одежда, просто не важна. Надо же! Истина. Лаврентьев чуть не поперхнулся. Еще неизвестно, какова эта истина...

Однако Смолячков уже спускался со склона, и Лаврентьеву ничего не оставалось, как последовать примеру своего спутника.

Склон был крутой, и он едва не упал, сбегая вниз. И удержался лишь благодаря Смолячкову, который вовремя поддержал его.

– Пошли, – капитан поправил бинокль на груди.

Внизу был чернозем, и туфли вмиг покрылись противной грязью. Лаврентьев взорвался:

– Ну знаете ли!.. Лучше бы уж мы шли верхом.

– Не зудите. Дальше будет суше.

Капитан был прав. Сразу же за поворотом пошел песок.

– Смотрите туда, – капитан указал рукой прочь от дороги.

Там все пространство занимало редколесье, в одном месте полностью оголенное. Именно на этом пустом участке возвышались руины некогда функционировавшего завода.

– Это бывший торфобрикетный, – сказал Смолячков. – А вон там, чуть-чуть дальше, немного видна верхняя часть разрушенного кирпичного домишки.

Да, за руинами действительно виднелась, словно срезанная бритвой, кладка красного кирпича.

– Туда свозили химотходы, – объяснял Смолячков. – Сходим туда.

На несколько секунд воцарилось молчание. Редкие капли дождя продолжали лениво падать на землю. Наконец Лаврентьев не выдержал:

– Зачем?

– Я же сказал: посмотрим.

– Мы вымажемся, – попытался остудить пыл спутника доктор.

– Зато, может, что узнаем. Пойдемте, пойдемте, – и, взмахнув рукой, Смолячков двинулся в сторону редколесья. – Только старайтесь двигаться скрытно.

Легко сказать. Спрятаться особо было негде. Деревья мало укрывали их, и если бы Рита захотела, она бы наверняка увидела двигающихся к развалинам людей.

Достигнув открытой местности, на которой громоздились развалины торфобрикетного завода, Смолячков едва не уткнулся носом в землю и, точно рыбка, юркнул за ближайшую плиту. Откуда выглянул и нетерпеливо подогнал психоаналитика, который кряхтел, злился, ругался, но пытался повторить все те движения, что и капитан. Он так же, как и Смолячков, постарался приникнуть к земле, но вышло у него лишь присесть.