Пристройки — да, именно так они и выглядели отсюда, сверху, — старые амбары и сараи, заброшенные, разрушающиеся, оставленные без присмотра, оседающие и разваливающиеся. Такое впечатление они должны были производить опять же по указанию Боровица. На самом деле это были защитные сооружения с расположенными в них огневыми точками, оснащенными пулеметами. Они были прекрасно оборудованы, отсюда просматривалось и простреливалось все пространство между особняком и наружной стеной. Наблюдательные пункты были оборудованы и внутри самой стены, а ее внешняя сторона простым щелчком выключателя превращалась в электрический барьер.

Отдел Боровица располагался в одной из наиболее хорошо укрепленных крепостей в СССР, сравниться с ним мог, пожалуй, лишь Байконур. Поместье в Бронницах так же успешно могло соперничать с центром по атомным исследованиям, затерянным в Уральских горах в целях сохранения строжайшей секретности. Но в одном отдел Боровица безусловно превосходил и Байконур, и уральский центр — он был секретным в полном смысле этого слова.

Помимо сотрудников самого отдела о существовании особняка было известно едва ли десятку людей, но лишь трое или четверо знали о том, что здесь, в Бронницах, располагается секретный отдел разведки. В число этих избранных входил, конечно же, сам генсек, несколько раз побывавший здесь. Знал о нем и Юрий Андропов, но ему повезло меньше: он никогда здесь не был и никогда сюда не попадет — во всяком случае, по приглашению Боровица.

Вертолет наконец приземлился, и, едва лопасти замедлили вращение, Боровиц открыл дверцу и свесил наружу ноги. Один из охранников, низко пригибаясь, подбежал к вертолету, чтобы помочь Боровицу выйти. Придерживая рукой шляпу, Боровиц спустился на землю и, пройдя под аркой, оказался в той части поместья, которая некогда была внутренним двориком. Теперь над ним была построена крыша, а сам он разделен на просторные оранжереи и лаборатории, где в максимально комфортных условиях работали сотрудники отдела, обеспеченные всем необходимым для своих исследований.

Боровиц проснулся сегодня поздно и только поэтому, чтобы поскорее оказаться на работе, вызвал на дачу служебный вертолет. Однако на встречу с Драгошани он все же опоздал на целый час. Пройдя через комплекс зданий, примыкающих непосредственно к главному зданию, он вошел, поднялся по отполированным временем ступеням на второй этаж, где в одной из башен располагался его кабинет. Все это время с лица его не сходила характерная волчья ухмылка, вызванная мыслью о том, что Драгошани вынужден был ждать его. Будучи человеком до крайности пунктуальным, Драгошани, должно быть, в ярости. Но это и к лучшему. Его ум и язык будут остры как никогда, а следовательно он будет работать максимально точно. Время от времени полезно доводить людей до крайности, а в этом Боровиц был большим мастером.

На ходу сняв шляпу и пиджак, Боровиц наконец вошел в крошечную приемную, служившую одновременно кабинетом его секретаря, и увидел там Драгошани, который нервно ходил из угла в угол и что-то мрачно бормотал под нос. Некромант даже не пытался скрыть раздражение, когда, бросив ему на ходу “Доброе утро”, Боровиц быстро прошел мимо в свой просторный кабинет. Наглухо захлопнув дверь, Боровиц повесил на место пиджак и шляпу и стоял, поскребывая подбородок и размышляя, как бы ему наилучшим образом преподнести принесенные им плохие новости. А они действительно были чрезвычайно плохими, и Боровиц находился в гораздо более ужасном настроении, чем можно было судить по его внешнему виду. Правда, людям, хорошо знавшим характер Боровица, было известно, что в прекрасном расположении духа он находится лишь тогда, когда ему предоставляется возможность проявить свою беспощадность.

Кабинет Боровица был просторным и светлым, выступающие из стены окна выходили на широкое пространство неровной земли, за которым в отдалении виднелся лес. Оконные стекла были, естественно, пуленепробиваемыми. Каменный пол кабинета покрывал великолепный ковер, из-за беспечности Боровица при курении прожженный во многих местах. Огромный дубовый письменный стол стоял в углу, где, с одной стороны, было больше всего света, а с другой — толстые стены обеспечивали наибольшую безопасность.

Вздохнув, Боровиц сел за стол, закурил и лишь после этого, нажав кнопку селекторной связи, произнес:

— Борис, зайди, пожалуйста. И будь добр — оставь раздражение за дверью...

Войдя в кабинет, Борис громче, чем следовало, захлопнул дверь и кошачьей походкой направился к столу. Он “оставил раздражение за дверью”, а вместо этого на лице его появилась холодное выражение нескрываемого высокомерия.

— Ну, — произнес он, — я здесь.

— Вижу, — ответил Боровиц без улыбки. — И, мне кажется, я пожелал тебе доброго утра.

— Утро было добрым, когда я только пришел сюда, — почти не разжимая губ, ответил Драгошани. — Я могу сесть ?

— Нет! — рявкнул Боровиц, — не можешь! И не ходи взад-вперед, потому что это меня бесит! Ты можешь стоять и слушать меня!

Еще никто и никогда не разговаривал с Драгошани в таком тоне. Он был явно озадачен и выглядел так, словно получил пощечину.

— Григорий, я... — начал он.

— Что? — заорал Боровиц. — Какой я тебе Григорий! Я вызвал вас по делу, агент Драгошани, я вас не в гости пригласил! Оставьте свою фамильярность для друзей, если они у вас еще остались, при вашей-то наглости, а к старшим извольте обращаться как положено. Ты пока еще не руководитель отдела, и если ты не выбросишь из головы кое-какие идеи, то можешь никогда им не стать!

Бледный от природы Драгошани побледнел еще больше.

— Я... я... не понимаю, что на тебя нашло, — заикаясь произнес он. — Что я такого сделал?

— Что ты сделал? — теперь Боровиц по-настоящему разозлился. — Судя по твоей работе — почти ничего, во всяком случае, за последние шесть месяцев. Но именно это я хочу исправить. Так что ты лучше сядь. У меня к тебе долгий и серьезный разговор. Возьми стул.

Драгошани, закусив губу, повиновался. Боровиц, крутя в руках карандаш, пристально смотрел на него. Наконец он заговорил:

— Как выяснилось, мы не одиноки. Драгошани молча ждал продолжения.

— Совсем не одиноки. Нам, конечно, и раньше было известно, что американцы работают над проблемой использования экстрасенсорики в разведывательных целях, но успехов они не добились. Саму идею они нашли “привлекательной”. Для этих американцев все “привлекательно”. Но они работали в этой области без наличия конкретных направлений и целей. Все происходило на уровне экспериментов, радикальных действий они не предпринимали, но относились к самой идее достаточно серьезно. У них не было даже специалистов в этой области. Они действовали примерно так же, как в свое время это было с радарами, пока они не вступили во Вторую мировую войну и не убедились в их пользе. Короче говоря, они до сих пор не верят в пользу экстрасенсорики, что обеспечивает нам значительное преимущество, а это уже приятно.

— Это мне давно известно, — Драгошани был явно озадачен. — Я знаю, что мы далеко опередили американцев. Ну и что дальше?