Тедди вспотел. Он пригнулся, намереваясь произнести речь, а сказал лишь:

— Мистер Теппис… вы не можете лишить меня права сказать…

— Хватит! — отрезал Теппис. — Я не желаю выслушивать твои соображения. Ты упрямый мальчишка. Почему ты упираешься, хотя знаешь, что говорит тебе сердце? Ты хочешь согласиться со мной. Но у тебя путаница в голове. Тебе нужен такой, как я, человек, который разложил бы все по полочкам.

Тедди твердо произнес:

— Мистер Теппис, вы прекрасно знаете, что я гомосексуалист.

— Я этого не слышал, не слышал! — закричал Теппис.

— Такой уж я есть, — пробормотал Тедди. — Ничего тут не поделаешь. Что есть, то есть.

— Философствуешь? — рявкнул Теппис. — Изволь выслушать меня. Если человек сидит в… дерьме, он что, не соображает, что из этого надо выбираться?

— Мистер Теппис, неужели у вас не хватает сердца, чтобы понять мои чувства?

— Ты самый неблагодарный парень, какого я знаю. Ты вынуждаешь меня не спать ночами. Ты что, считаешь, секс — это главное в мире? Я уже забыл, что ты сказал, понял? Я не хочу иметь это на своей совести. Так что знай. Я тебя выдворю из кино.

— Позвольте мне сказать…

— Лулу — вот что ты должен сказать. Я знаю, что происходит. Ты — трус. Ты обижен на общество. А должен был бы его любить за все то, что общество сделало для тебя. Я вот люблю общество. Я его уважаю. Тедди, ты мальчик больной, но мы с тобой вместе можем зализать рану. — Теппис поднял в воздух сжатый кулак. — Я не хочу подвергать тебя преследованию, но я еще никогда в жизни не слышал ничего более извращенного. — Загудел зуммер. — Хорошо, хорошо, — сказал Теппис по внутреннему телефону, — скажи визитеру, чтоб подождал. Я через минуту приму его.

— Мистер Теппис, — сказал Тедди, — мне очень жаль. Возможно, мне и хочется иметь детей, но я никогда не вступал в сношения с женщиной.

Теппис отключил внутренний телефон и несколько секунд смотрел на Тедди Поупа.

— Тедди, мы с тобой долго говорили, — сказал он. — И я хочу, чтобы ты обещал мне, что не станешь принимать решение, пока лично не сумеешь потрахать красивую сексуальную девчонку вроде Лулу. Мне надо при этом присутствовать, чтобы помочь тебе? Говорю тебе: ты осилишь. Это все, о чем я прошу тебя, Тедди: не принимай решения. Не спеши. Договорились?

Поуп устало пожал плечами.

— Молодец! Вот это Тедди Поуп. — Теппис проводил его до дверей. — Так что, Тедди, никто тебя ни к чему не принуждает. Если бы ты сказал сейчас «да», я все равно сказал бы тебе: «Тедди, не спеши». А теперь может кто-либо утверждать, что я тебя на что-то толкаю?

— Да кто посмел бы?

— Правильно. Я никого не принуждаю. Никогда. Я все обсуждаю с людьми. Когда-нибудь, Тедди, ты еще скажешь: «Да благословит тебя Бог, Г.Т.».

Как только Тедди вышел, Теппис включил переговорник.

— Все в порядке, впускай Лулу, — сказал он.

Он стоял у двери, когда вошла Лулу, и, удержав актрису на расстоянии вытянутой руки, внимательно ее оглядел.

— Я просто не в состоянии описать удовольствие, какое я испытываю, видя тебя в моем кабинете, ты осветила его своим присутствием, — сказал он ей. — Лапочка, мне сразу стало легче — ты заставляешь меня забыть обо всех делах, которые громоздятся на этом столе, а их тысяча. — Теперь он взял ее за руки. — Как я люблю, когда такая девчоночка вносит в эту комнату солнечный свет.

По всей вероятности, Лулу выглядела в этот день семнадцатилетней.

— Я тоже люблю вас, мистер Т., — сказала она своим хриплым тоненьким голоском.

— Я это знаю. Все мои звезды так говорят. Но я знаю, что ты говоришь откровенно. — Он подвел ее к креслу, в котором сидел Тедди, и, достав из ящика итальянского стола бутылку виски, бросил несколько кубиков льда в стакан.

— О, мистер Т., я сейчас не пью, — сказала Лулу.

— Глупости. Я ведь тебя знаю. Лапочка, ты меня не уважаешь. Ты считаешь, что можешь обкрутить меня вокруг своего мизинчика, — задушевно произнес он. — Так вот: у меня для тебя новость. На свете нет такого мужчины, которого ты не могла бы обкрутить вокруг пальца. Но я тебя понимаю, лапочка, я без ума от тебя. Я не хочу, чтобы ты считала, что должна пить за моей спиной.

— По-моему, вы единственный мужчина, который понимает меня, Г.Т., — сказала Лулу.

— Ты ошибаешься. Никто не способен тебя понять. И знаешь почему? Ты великая женщина. Ты не только великая актриса, ты великая личность — у тебя есть огонь, ум, обаяние, вот что в тебе есть. Я не хочу, чтобы об этом стало известно, но я не возражаю, если ты выпьешь. Ты заслужила право делать все, что тебе заблагорассудится.

— За исключением тех случаев, когда я не согласна с вами, Г.Т., — сказала Лулу.

— Я тебя люблю. Ну и язычок. Надо же быть такой импульсивной. Я говорю себе: «Г.Т., что такого в Лулу, отчего все билеты бывают проданы?» — и мне даже не приходится требовать от себя ответ. А ответ в одном слове. Жизнь, — сказал Теппис, нацелив в нее палец, — вот чем обладает Лулу.

Он налил себе немного виски и маленькими глоточками стал пить.

— Ты не можешь понять, зачем я тебя сюда пригласил? — произнес он после паузы. — Сейчас скажу. Я думал о тебе. Хочешь знать мое личное мнение о Лулу Майерс? Она величайшая актриса в нашей стране, а в этой стране работают самые великие актеры мира.

— Вы самый великий в мире актер, мистер Т., — сказала Лулу.

— Я воспринимаю это как комплимент. Но ты не права, Лулу, я не умею играть. Слишком я искренний. Я слишком глубоко все переживаю, а выразить не могу. Иногда я ночами не сплю, тревожась за тебя. И знаешь, что меня снедает? То, что я не американская публика. Будь я американской публикой, ты бы у меня стояла первым номером в рейтинге Биммлера. А знаешь, какое ты сейчас занимаешь место?

— Семнадцатое, верно, мистер Т.?

— Семнадцатое. Можно такому поверить? Значит, американская публика покупает билеты на шестнадцать актеров и лишь потом на тебя. Я этого не понимаю. Будь я публикой, я бы покупал все время на Лулу Майерс.

— Почему десять миллионов не такие, как вы, Г.Т.? — сказала Лулу. Она допила то, что было у нее в стакане, и, выждав немного, подошла к столу и налила себе еще.

— Лулу, а ты помнишь, на каком месте у Биммлера ты была в прошлом году? На двенадцатом. В этом году ты должна была подняться, а не спуститься. На десятое место, на восьмое, а потом на третье, на первое — вот как надо шагать.

— Мистер Теппис, может, я уже вся в прошлом.

Теппис поднял руку.

— Лулу, за такое высказывание мне бы следовало разложить тебя и отшлепать.

— О, мистер Т., какую бы историю я из этого сделала.

— Ха-ха-ха. Я от тебя просто без ума. Лулу, послушай меня. Вся беда в том, что у тебя слабая реклама.