– Здесь свои духи. Мы им не нравимся.

– А чего ты в стенку-то уставился?

– Туда кто-то вошел.

– Бредишь, – уже не спросил, а констатировал факт Ромка. Ниша перед Сарымаем была пуста.

– Вот и хозяйка здесь стояла, когда мы возвращались. И кота нет. Однако, – размеренным, спокойным голосом говорил Ожич.

– Кот мышей ловит, хозяйка спит. Шел человек по делам, а тут мы вперлись. Ты – бредишь, Саранча. Зернова где?

– Не видел. Алмыса видел.

– Тьфу на тебя, – Ромка встал.

– Что у вас? – спустилась Зоя Игоревна.

– Ничего, – Ромка побрел на улицу.

– Задобрить его надо, – в спину однокласснику бросил Ожич. – Однако.

– Ну, спляши ему ритуальный танец и поцелуй в зад, – только чтобы отвязаться, крикнул Разоренов, закрывая за собой дверь.

Крошечный дворик был подсвечен на уровне верхних этажей, внизу стоял неприятный полумрак. Ничего в этой истории необычного не было. Кто не разыгрывал приятелей в поездках? Сейчас Макс Макс вернется и все объяснит, наверняка попросит помочь. Долго он один этот спектакль не протянет, без подручных быстро расколется.

Разоренов почти убедил себя, что ничего особенного в темных углах и странных шорохах нет. Но когда в арке мелькнула фигура и кто-то, спотыкаясь, вошел во двор, невольно вздрогнул и взялся за холодную ручку двери.

– Ну что? – спросил он появившуюся из темноты Кудряшову.

Таня пожала плечами, с силой вдавливая кулаки в маленькие кармашки спортивной курточки.

– Нет никого, – странно дернула головой Кудряшова. Вид у нее был такой, будто ее кто-то очень сильно напугал.

– Макс Макс где?

– Сейчас придет.

Про Максимихина спросила и учительница. Сначала Зоя Игоревна пытала Таню, все хотела узнать, что она видела. Потом те же вопросы она задала вернувшемуся Альберту. Хазатов глупо улыбался, хлопал ресницами. Сказал, что ему и правда показалось, что горит.

– Это все Максимихин, – легко рассказывал о случившемся Хазатов, не замечая угрожающих знаков Разоренова. – Я сначала думал, что он подушку поджигает. Они с Ромкой перед этим спорили, за сколько секунд сгорит синтетика внутри ее. Он зажигалкой щелкал. А потом красное перед окном махнуло, я и решил, что пожар.

Зоя Игоревна закатила глаза. Детский сад! Седьмой класс кончили, через два года выпускные экзамены будут сдавать, а они все в игры играют, подушки поджигают!

Разоренов стоял рядом и делал вид, что этот рассказ его не касается, хотя внутри наливался злобой. Хазатов явно нарывался, чтобы потом огрести по полной программе. Ну ничего, вот вернется Макс Макс…

– С вами все понятно, – тяжело вздохнула учительница. – Максимихин где?

– Сейчас придет, – мрачно изрекла Таня. По ней так пусть никогда не появляется. Какой гад! Бросил ее! В самый страшный момент бросил!

Так и случилось – Макс Макс не пришел. Минуло полчаса. Завершился мучительный час. Макс Макса не было. Зоя Игоревна вместе с Сарымаем сходила к Олевисте. По ночному городу ходили люди, но высокого худого парня в белой майке и черных боксерских трусах среди них не было. Пытались спрашивать, путаясь в смеси английского с немецким. В ответ им качали головами. Не видели. Ни здесь. Ни около башни Толстая Маргарита. Ни на улице Лай, ни на Пикк, ни на Вене. На шпиле Ратуши поскрипывал Старый Тоомас. Он наверняка знал, где Максимихин, но был слишком высоко, чтобы помочь бегающим по городу людям.

Ночь была темна и тревожна. Зоя Игоревна пыталась куда-то звонить, но везде натыкалась на эстонский язык, терялась, не в силах объясниться.

Полина тоже не вернулась.

Кожина смотрела на всех покрасневшими от страха и недосыпу глазами. К утру им удалось заснуть в большой комнате мальчишек. Олёна наотрез отказалась идти в свою комнату, где, казалось, витал дух пропавшей Зерновой. Полина рассказывала, что зов ее вывел прямо из номера, так что одна Кожина теперь туда ни ногой. А ну как тоже что-нибудь такое услышит. Она готова была провести ночь в пропитавшейся специфическим мужским запахом комнате, лишь бы оставаться с людьми. Рядом с ней спала Кудряшова. Косу не расплетала, чтобы в случае чего быть готовой бежать. Зоя Игоревна задремала, положив голову на сложенный на столе локоть. Вздрагивала, просыпаясь, тут же вспоминала, где находится, и засыпала опять.

– Я просила вас не ходить вечером по институту! – Было первое, что прошипела им хозяйка, готовившая завтрак.

На обеденном столе, прямо на середине, лежал пучок белых тряпичных полосок.

– У нас двое ребят потерялись, – устало отозвалась Зоя Игоревна. Она сейчас с удовольствием выпила бы большую чашку кофе и подумала бы, что делать дальше, а не отвечала на бесконечные претензии эстонки.

– Вас не волнуют мои проблемы, которые вы создаете тем, что не слушаетесь меня. Почему меня должны волновать ваши? Я последний раз требую, чтобы вы не ходили по этажам ночью и не оставляли после себя всякую гадость! – Она ткнула пальцем в тряпичные полоски.

– Что это? – Учительница опустилась на лавку, разглядывая лоскутки ткани.

– Вы мне скажите, что это! Этой гадостью был украшен весь холл. Даже на люстре это висело.

Зоя Игоревна некоторое время бездумно смотрела на тряпочки, пытаясь представить, как все это выглядело до того, как они были принесены сюда. И вдруг перед ней предстала ясная картинка. Дерево. Или широкий куст. И с каждой веточки свисает кусочек ткани. От этого дерево или куст становятся празднично-нарядными, лоскутки трепещут на ветру, ублажают духов.

– Ожич! – позвала учительница.

– От алмысов помогает, – со знанием дела сообщил ученик. – Духов задабривают.

– Вот и развешивай эту гадость у себя в комнате, – сделала страшные глаза Рута Олеговна. – И скажи мне, что ты порвал?

– Я могу и без наволочки спать, – героически заявил Сарымай.

Зоя Игоревна закрыла глаза, чтобы не встретить испепеляющий взгляд хозяйки.

– Я вас отсюда выселю! – грозно воскликнула она и удалилась.

– Сарымай! – тяжело вздохнула Зоя Игоревна. – Ты мог порвать что-нибудь более бесполезное?

– Бесполезней наволочки лишь пододеяльник, но мне столько ткани не надо.

Белая футболка на нем, казалось, еще больше налилась белизной.

Прибежавшие девчонки закидали ночевавших в комнате мальчишек вопросами. Они жизнерадостно щебетали, являя неприятный контраст с осунувшимися и невыспавшимися одноклассниками.

Но наступил момент, когда и они замолчали. Потому что с лестницы донесся страшный шум. Там боролись. Кто-то тонко взвизгивал, повторяя: «Нет! Нет!» А потом жутко заорал так, что стены дрогнули: «Люди!»

Рапунцель уронила чайную ложечку, зажмурилась и мелко затряслась, что-то беззвучно шепча одними губами. Сарымай прижал к себе белые полоски. Ромка подался вперед, а Альберт присел, выставив из-под кромки стола любопытную макушку.