Уайлен пожал плечами.

– Не считая рыжих волос, я всегда был похож на отца. И на его отца, и на всех Ван Эков. Ну, до сих пор.

Они взялись за картину с двух сторон и сняли ее со стены.

– Ты только посмотри на него, – прокаркал Бреккер, когда перед его глазами предстал сейф Ван Эка. Хотя, слово «сейф» мало подходило, чтобы его описать. Он больше походил на хранилище – стальная дверь, встроенная в стену, которая сама была укреплена сталью. Замок на ней был керчийского производства, но Казу такой никогда не встречался – ряд тумблеров, которые каждый день можно было сбрасывать с помощью случайной комбинации чисел. Невозможно взломать менее чем за час. Но, если не можешь открыть дверь, просто сделай новую.

Снизу донеслись громкие голоса. Торговцы нашли себе тему для спора. Каз не отказался бы от возможности подслушать этот разговор.

– За дело, – сказал он. – Время идет.

Уайлен достал из сумки две бутылочки. Сами по себе они ничем не выделялись, но, если он не ошибся, стоит их соединить, как получившаяся смесь разъест все, кроме контейнера из бальзового стекла.

Уайлен сделал глубокий вдох и убрал бутылочки от своего тела.

– Отойди, – приказал он и вылил содержимое одной бутылки в другую. Ничего не произошло.

– Ну и? – поторопил Каз.

– Уйди, пожалуйста.

Парень взял пипетку из бальзового стекла и набрал в нее немного жидкости, а затем дал ей стечь по стальной двери сейфа. В ту же секунду металл начал растворяться, издавая шумный треск, который казался слишком громким в такой маленькой комнатке. Воздух наполнился резким металлическим запахом, и парни прикрыли лица рукавами.

– Ужас в бутылке, – восхитился Бреккер.

Уайлен работал медленно, осторожно перенося золотую кислоту из банки на сталь, а дыра в двери сейфа постепенно росла.

– Быстрее, – скомандовал Каз, глядя на часы.

– Если я пролью хоть одну каплю, она прожжет дыру в полу прямо над гостями моего отца!

– В таком случае не торопись.

Кислота пожирала металл резкими рывками, быстро разъедая и очень медленно прекращая свое действие. Оставалось надеяться, что она не проест всю стену, когда они уйдут. Каз не возражал бы против того, что кабинет рухнет на Ван Эка и его гостей, но только после того, как они закончат свои ночные дела.

Когда прошла, казалось бы, целая вечность, дыра стала достаточно большой, чтобы пролезть в нее. Каз посветил внутрь и увидел гроссбух, пачки крюге и маленький бархатный мешочек. Парень достал его из сейфа, морщась, когда его рука коснулась края дыры. Сталь до сих пор оставалась достаточно горячей и обжигала.

Он высыпал содержимое мешочка на ладонь, обтянутую кожаной перчаткой: золотой перстень с выгравированным красным лавровым венком и инициалами Ван Эка.

Каз засунул перстень в карман, схватил пару пачек крюге и вручил одну Уайлену.

Затем чуть не рассмеялся, глядя на выражение лица паренька.

– Тебя это смущает, купчик?

– Мне не нравится чувствовать себя вором.

– После всего что он сделал?

– Да.

– Какие мы праведные. Ты же понимаешь, что мы крадем твои деньги?

– Джеспер тоже так сказал, но я уверен, что отец вычеркнул меня из завещания, как только Элис забеременела.

– Это не значит, что у тебя на них меньше прав.

– Мне они не нужны. Я просто не хочу, чтобы они принадлежали ему.

– Какая роскошь – отказываться от роскоши. – Каз засунул пачки в карманы.

– Как бы я руководил этой империей? – спросил Уайлен, бросая пипетку в сейф, чтобы сжечь. – Я не могу прочесть ни гроссбух, ни коносамент[4]. Не могу написать закупочный заказ. Мой отец во многом ошибается, но он прав насчет меня. Я был бы посмешищем.

– Так заплати тому, кто выполгит эту работу за тебя.

– А ты бы так сделал? – поинтересовался Уайлен, выпятив подбородок. – Доверил кому-то знание, секрет, который может уничтожить тебя?

«Да, – пронеслось в голове Каза. – Есть один человек, которому я бы смог довериться. Человек, который, я уверен, никогда бы не использовал мои слабости против меня».

Он быстро пролистал гроссбух и ответил:

– Когда люди видят калеку, идущего по улице и опирающегося на трость, что они чувствуют? – Уайлен отвел взгляд. Люди всегда так делали, когда Каз упоминал о своей хромоте, будто он не знал, кем являлся или каким его видел мир. – Они чувствуют жалость. А что они думают, видя меня?

Уголки губ Уайлена приподнялись.

– Что им лучше перейти на другую сторону улицы.

Каз швырнул гроссбух обратно в сейф.

– Ты слабый не потому, что не можешь читать. А потому, что боишься, что люди увидят твою слабость. Ты позволяешь стыду решать за тебя, кто ты такой. Помоги мне с картиной.

Они вернули портрет на место на зияющей дыре в сейфе. Мартин Ван Эк смотрел на них с осуждением.

– Подумай об этом, Уайлен, – сказал Каз, поправляя раму. – Стыд набивает мне карманы, стыд приводит в Бочку все больше простофиль, готовых натянуть маски, лишь бы получить желаемое, но чтобы никто об этом не узнал. Мы можем перенести все виды боли. Но именно стыд пожирает людей целиком.

– Какие мудрые слова, – произнес голос из угла.

Ребята резко обернулись. Лампы ярко загорелись, наполняя комнату светом, и из ниши в противоположной стене, которой не было там раньше, вышел человек: Пекка Роллинс с самодовольной улыбкой на румяном лице, окруженный группкой Грошовых Львов с пистолетами, кастетами и топорищами.

– Каз Бреккер, – усмехнулся Роллинс. – Философ и жулик.

– Ложись! – рявкнул Матиас Кювею. Шуханец распластался на полу. Воздух сотряс очередной огненный залп, разбивая витражные иллюминаторы с другой стороны.

– Либо им срочно понадобилось избавиться от пуль, либо это предупредительные выстрелы, – сказал Джеспер. Низко пригнувшись, Матиас подкрался к противоположной части гробницы и выглянул в тонкую щель в камне.

– Мы окружены.

Люди, стоявшие между могил Черной Вуали, оказались далеко не офицерами городской стражи, которых он ожидал увидеть. В мерцающем свете фонарей и факелов Матиас увидел пледы и пейсли, полосатые жилетки и пестрые жакеты. Форма обитателей Бочки. Их оружие было не менее разнообразное – пистолеты, огромные ножи и деревянные биты.

– Я не могу разобрать татуировки, – сказал Джеспер. – Но я почти уверен, что впереди стоит Доути.