Гуляя вчера с внучкой, Багиров обошел пяток табачных палаток: нигде "Герцеговины флор" не оказалось.

— А теперь взгляните…

С этими словами полковник расстегнул нагрудный карман и бережно развернул на столе свежевыстиранный носовой платок. Внутри платка что-то было.

— Окурок? — удивились присутствующие.

— Окурок, — кивнул Багиров. — Но какой!

Изжеванный чинарик переходил из рук в руки.

— Черт возьми, да это же "Герцеговина флор"! — воскликнул Гога. — Откуда это у вас, товарищ полковник?

В глазах, устремленных на полковника, горело неподдельное восхищение.

— То-то, — добродушно усмехнулся Багиров. — А вы мне спектром в нос тычете!

"Седой" — как любовно звали Багирова сослуживцы — прошел сложную школу жизни и не упускал случая подтрунить над "технарями", как он с юмором называл молодых.

— Я нашел окурок возле американского посольства на Садовой, когда шел с внучкой от зоопарка на Арбат за минеральной водой. Что бы это значило? — спросил он, поигрывая седыми как лунь бровями.

— Не исключено, что здесь замешана рука ЦРУ, — выставил догадку Гога. — У меня с самого начала было подозрение, что угри, пропавшие вместе с фургоном, выращены за границей с применением биологических гормонов.

— Эк куда хватил! — заметил Лева Бакст.

Пока разгоралась дружеская перепалка, глаза полковника все больше теплели. Наконец он рассмеялся.

— Версию с ЦРУ — отставить, — сказал он, массируя уставшие виски. — Здесь оно, к сожалению, ни при чем. Нам точно известно, что из сотрудников американского посольства "Герцеговину флор" курит лишь сторож Струм-Ковальзон, он же известный специалист по советскому литературоведению. Мы знаем, что он собирает материал для очередного антисоветского пасквиля под названием "Кому живется весело, вольготно на Руси". И усиленно курит "Герцеговину флор". Обо всем этом я бы мог вам не рассказывать, — сурово проговорил Багиров, — и если рассказал, то для того лишь, чтобы показать, что "Герцеговину флор" теперь курят одни кремленологи и иностранные журналисты.

— Но ведь в квартире Гурмаева найден именно окурок "Герцеговины", — хватаясь за соломинку, прошептала Гера Андалузова. — Это же научно доказано!

— Науку нужно правильно ориентировать, девушка, тогда она приведет туда, куда надо, — назидательно проговорил полковник, поглядывая на именные часы. — Неужели вам не ясно, что преступник курил чинарик, найденный возле посольства? Это как раз на пути к дому Гурмаева. Эту версию отставить.

Когда все поднялись и направились к обитой черным дерматином двери, полковник окликнул Леву Бакста.

— А вы останьтесь. Ваша версия "Ботулизм" мне по вкусу.

На ночном совещании, как обычно, горячился Гога Остракидзе:

— Но не могли же угри пропасть бесследно, не могли! Где-то они должны всплыть.

— С собаками пробовали? — поинтересовался полковник. — На Западе снова возвращаются к этому старинному средству. Особенно для поиска наркотиков. А тут угорь: должен быть запах и вкус. Да какой!

— Пробовали и это, товарищ полковник, — доложил Салихов. — Но с запахом сущая неразбериха. Собаки начинают проявлять признаки беспокойства и рыть землю уже на подступах к Трубной площади. Но найти ничего не удалось.

— Может быть, их волнует запах цирка? — спросила Гера Андалузова.

— Проверяли, — отреагировал Гога. — В цирковой буфет угря не завозили со времен нэпа.

В последние дни для розыска угрей, похищенных вместе с фургоном, были предприняты самые радикальные меры. В очереди, в рыбные магазины, на рынки, в рестораны были внедрены люди Багирова. Взяли под контроль все банкеты, юбилеи, студенческие свадьбы, но ни на одном из московских столов так и не появился копченый угорь.

— Где же он? Где? — терялись в догадках стажеры Салихов, Гога, Гера Андалузова и Лева Бакст. Все осунулись, плохо спали по ночам, и только полковник Багиров сохранял присутствие крепкого духа.

Приближался уик-энд. А вместе с ним заслуженный отдых. Москва похорошела. Но стажерам было не до нее.

— Если к понедельнику следы угря не будут обнаружены, — строго проговорил Багиров, — расследование придется передать другой группе.

Все видели, как потемнели чуть раскосые татарские глаза Наиля Салихова. И Гога, и Гера, и Лева Бакст — все знали, что ни сегодня, ни в субботу, ни даже в воскресенье спать им не придется. Не знали они другого — что предстоящий уик-энд готовит для них невообразимый, немыслимый сюрприз…

Праздник на Трубной

Хотя наступившая суббота и не была отмечена в календаре красным, центр города, особенно подступы к Трубной площади, Кузнецкому мосту и Неглинной улице, полыхал транспарантами. Из репродукторов выпархивали марши, а дикторы особенными, металлическими голосами, какие бывают только по большим дням, зачитывали рапорты трудовых бригад и приветствия из братских республик.

Еще с утра как-то само собой начало выковываться, казалось бы из пустяков, хорошее, радостное настроение. Во-первых, в ранних новостях — еще до того, как в эфир выпустили Кобзона, — дикторша обрадовала тем, что в столице ожидается самый теплый, самый безоблачный и самый летний день со времен отмены крепостного права. Самая же главная и приятная новость придерживалась редакторами до девятичасового выпуска, когда все москвичи проснулись, сделали зарядку и водные процедуры.

Новость эта состояла в том, что с большим опережением графика и с побитием многих рекордов завершено строительство подземного коллектора своенравной и древней реки Неглинки. Главным юбиляром было ОГСУ-27, или, как расшифровывалось в рапорте, Особое Главное Строительное Управление треста Мосспецподземканализация, выросшее из некогда неизвестной артели по рытью нужников в мощную организацию, возглавляемую ныне Антоном Антоновичем Рупоровым. Это у него берет теперь интервью известный московский репортер Люсин-Рюмин. Весело полощется его голос в московском эфире.

— …Выбираем люк пошире и, облаченные в резиновые сапоги отечественного производства, спускаемся к берегам Неглинки. Подумать только, — обращается Люсин-Рюмин к начальнику Управления. — с сегодняшнего дня наводнения на Трубной площади станут преданием, древней легендой.

— Да, я думаю, они станут, — послышался взволнованный голос юбиляра. — Но для этого строителям пришлось переместить более полутора миллионов кубометров столичного суглинка и супеска. Если всю эту землю разложить в крестьянские телеги, то такой, с позволения сказать, обоз растянулся бы от Москвы до Роттердама, стертого с лица земли во время второй мировой…

— …Проходим дальше, — слышится любимый радиослушателями голос журналиста. — На каждом шагу встречаются люди и трубы, из которых скоро бурным потоком ринется дренаж из наших квартир. А вот и бригадир землепроходцев Владимир Нерукомойников. Он внимательно смотрит на часы.

— Здравствуйте, Владимир Владимирович, — говорит Люсин-Рюмин. — Что это вы смотрите на часы?

— Пройдет еще немного времени, — задумчиво говорит бригадир, — и укрощенная река плавно потечет по рукотворному туннелю, освещенному гирляндами электрических лампочек.

— Скажите, какой вклад внесла в строительство туннеля дружба? — втер Люсин-Рюмин заготовленный еще в прошлом месяце вопрос.

— Скажу прямо, — не растерялся бригадир. — Если бы не юркие тракторы "Беларусь", не экскаваторы "Поклейн" и не мощные краны "Гроф", изготовленные руками наших друзей