Большая картина в прямоугольной золоченой раме. Длинные гирлянды паутины искажали изображение. Я обмахнула раритет уголком своей импровизированной одежды и, прищурив глаза, всмотрелась в портрет. Из рамы на меня уставился импозантный пожилой мужчина с глазами навыкате. Лицо с тремя подбородками так и дышит самоуверенностью. Фу, на редкость неприятный тип. Я торопливо сделала шаг в сторону, наступила на какую-то очередную мелкую дрянь, покачнулась, взмахнула руками и… ухватилась за другую картину. Удивленно повела факелом. О, да здесь целая коллекция. Не меньше двух десятков портретов, вывешенных в ряд, украшали стену. Я обтерла очередной шедевр. Женщина – красивая, белокурая. А губы тонкие, склочно поджатые, и глаза, как у голодной змеи. Меня словно холодом обдало, и я торопливо отошла от хищной красавицы. Да что же тут за пантеон уродов? Я небрежно очистила следующую картину и замерла, не в силах отвести глаз. Молодой мужчина. Не совершенство, но есть в нем что-то такое, что привлекает внимание сильнее самой безупречной красоты. Его лицо, внешне такое спокойное и величавое, напоминало оболочку, скрывающую бушующую власть стихии. Огонь, буря, всепоглощающий ураган таились в блеске ярких золотистых глаз. Белокурые локоны до плеч в сочетании с черными бровями, длинными ресницами и тонкими усиками. Губы полные, вишневые, зовущие, обещающие сладкий поцелуй. И между кораллами этих губ – ряд заостренных белоснежных зубов с явственно выступающими клыками. Широкий, открытый волевой лоб и узкий нежный подбородок, более подходящей юной девушке или маньяку-извращенцу. Кто же он – демон, невероятным способом заточенный в тело бога? Завороженная ужасной красотой нечеловеческих глаз, я, сама не понимая, что делаю, придвинулась к картине и припала к нарисованным губам юноши. Сначала я ощутила лишь грубый холст, но в следующий миг рот незнакомца налился жизнью и, став упругим и теплым, жадно ответил на мой поцелуй. Наши губы спеклись плотно, как края раны, так идеально подойдя одни к другим, словно только и ждали этой кем-то предначертанной встречи. Твердый, гибкий язык скользнул вдоль зубов, пробуя меня на вкус, а затем юноша высунулся из портрета по пояс, крепко обняв меня за плечи и привлекая к себе. Я запаниковала и отдернулась, парчовое покрывало осталось в руках незнакомца. Красавец восхищенно расширил глаза, бесстыдно разглядывая мое обнаженное тело. Я смущенно сжалась, пытаясь прикрыться руками и распущенными волосами.

– Не бойся, иди ко мне. – Голос юноши, нечеловечески глубокий и низкий, был так же сладок, как и его губы. – Никогда еще меня не вызывали таким приятным способом.

– Убирайся! – Слово, являющееся грубым приказанием, переполняли угрожающе-властные интонации.

Юноша, сейчас больше всего напоминавший шкодливого мальчишку, застигнутого в момент очередной шалости, застрял на полпути из рамы и густо покраснел.

– Убирайся! – еще более требовательно повторила бабушка, вновь плотно закутывая меня в злополучное покрывало. Я судорожно ухватилась за шуршащую парчу, торопясь укрыться от пристального мужского взгляда. Красавец сопроводил мои действия протяжным разочарованным свистом.

– Это несправедливо, – бурно запротестовал он, поспешно утягиваясь обратно в портрет под разгневанным бабушкиным напором, – она моя. Ну, какая тебе разница, королева? Подумаешь – девчонкой больше, девчонкой меньше!

– Щенок безмозглый, – рявкнула Смерть и замахнулась кулаком.

Черный кот громко шипел, оскалив ряд белоснежных зубов.

– Успокойтесь, ваше величество, я пошутил! – Юноша мгновенно утратил невозмутимость и начал оправдываться.

Я не понимала, как такое стало возможным, – но сейчас портрет выглядел окном в полутемную, шикарно обставленную залу, в глубину которой незнакомец и пятился маленькими крадущимися шажками.

– Ваша проклятая семейка никогда не отличалась особым умом. – Бабушка решительно взялась за край рамы, словно собираясь последовать за испуганным красавцем. – А ты, принц, вообще не перестаешь поражать меня своим выдающимся скудоумием. Сам должен был догадаться, что простая девушка не может так спокойно разгуливать по Лабиринту судьбы.

– Кто же она? – выгнул изящную бровь самонадеянный принц.

– Моя внучка! – неохотно призналась Смерть и усмехнулась, заметив неприкрытый ужас, исказивший смазливое лицо обладателя белокурых локонов.

Принц сначала вытаращился на меня, по-цыплячьи вытянув и без того длинную шею, а потом резко отпрянул, налетел на кресло и плюхнулся в него самым комичным образом. Мы обе невольно рассмеялись вслух, – настолько потерянно выглядел обитатель портрета.

– Не ожидал, что все зайдет настолько далеко. – Юноша несколько справился с испугом и старался вернуть себе прежний величественный вид. Правда, это у него пока получалось из рук вон плохо, и он продолжал пялиться на меня, как на какую-то донельзя ядовитую экзотическую гадину. – Значит, в то время как сестрица стягивает силы под стены столицы, наша милая девочка шутя бродит там, куда даже я не могу попасть последние двести лет, и вынюхивает фамильные секреты?

– Ему двести лет? – Я потрясенно ткнула пальцем в сторону юноши, выглядевшему от силы лет на двадцать.

– Помолчи. – На этот раз бабушка командовала мной. – Не лезь, куда не следует.

Какая-то важная мысль мелькнула в золотистых глазах принца:

– Наоборот, – нежно пропел он, призывно протягивая руки, – иди сюда, ко мне. Я обещаю, нам будет очень хорошо вместе.

Глаза юноши лучились неземным светом, прекрасные локоны разметались по широким плечам, яркие губы заманчиво приоткрылись. Он гибко изогнул неправдоподобно тонкую талию, подчеркнутую серебряным поясом, принимая соблазнительную позу. Я вспомнила наш поцелуй и, как околдованная, шагнула к картине.

– Ну, уж нет! – Смерть решительно схватила меня за импровизированное одеяние, рискуя опять сбросить его на пол. – Несносный мальчишка, прекрати свои магические штучки, ее ты не получишь…

После этих слов бабушка неожиданно хлопнула по раме и что-то отрывисто выкрикнула. Картина начала затягиваться тонкой пленкой, словно замерзающая полынья первым зимним ледком. Глаза принца стекленели, движения замедлялись. Огонек свечи, стоявшей в подсвечнике около локтя юноши, перестал мигать, вытянулся и стал всего лишь маленьким беленьким пятнышком. Рот красавца вновь изогнулся в загадочной, надменной улыбке, ранее привлекшей меня к его портрету. Из последних сил обольстительные уста слабо шевельнулись:

– Мы еще встре… – пообещал незнакомец и замер. Время на картине остановилось, живой человек снова превратился в портрет.

– Ничего себе! – потрясенно выдохнула я.

– Гоблин вас всех задери! – в сердцах пожелала Смерть и, больно ухватив за руку, потащила меня обратно по коридору.

Я не сопротивлялась.

По бабушкиному лицу было заметно, что Смерть находится в состоянии крайнего раздражения. Она хмурила брови и кусала губы, но молчала. Чуть не бегом мы торопливо проделали обратный путь до дверей черно-белой комнаты. Смерть бесцеремонно впихнула меня в спальню и почти насильно усадила в мягкое кресло. Потом обессилено упала на кровать и, видимо не сдержавшись, от души пнула не к месту подвернувшегося под ногу кота. Пушистый любимец, удивленный столь непривычным, грубым обращением, с обиженным мявом кинулся под шкаф и затаился в каком-то темном углу.