Банки зарабатывали миллиарды с потоков дешевых кредитов.

Второе успешное использование творческой рекомбинации сделало возможной победу над инфляцией в 1995 году. Предыдущие попытки оказались неудачными в связи с несогласием со стороны влиятельных лиц, извлекающих выгоду из инфляционной политики. Банкиры зарабатывали миллиарды с потоков дешевых кредитов, предоставляемых испытывающим трудности предприятиям, по некоторым оценкам, в 1992 году это составило примерно 18,9 % ВВП. Центральный банк сам получил около 2 миллиардов долларов прибыли в том же году от процентов по таким кредитам, около двух третей этих доходов пошли в фонд выплаты премий сотрудникам банка. Коммерческие банки, предоставляющие кредиты, зарабатывали на комиссиях и взятках. Кроме того, они сделали примерно 8 % ВВП в 1992 году от спекуляции на нефти и валюте с наличными деньгами своих вкладчиков. Со своей стороны неэффективные предприятия и колхозы не смогли бы выжить без кредитов и щедрых субсидий правительства. К лету 1992 года, по словам Гайдара, эти группы сформировали «мощную проинфляционную политическую коалицию», которая доминировала в правительстве и неоднократно угрожала уволить администрацию.

С помощью тактики войны на истощение Гайдар и его команда пытались в течение первых трех лет добиться некоторых успехов. Постепенно реформаторы сумели отрезать другие бывшие советские республики, которые выдавали огромные рублевые кредиты, осознавая, что в России уровень инфляции будет гораздо выше. («Зачем сдерживать бюджетный дефицит, когда в руках печатный станок?» – цитирует Гайдар украинского премьер-министра Витольда Фокина. В 1992 году соседи России получили кредиты в рублях и валюте на общую сумму почти 12 % ВВП России. Ельцин только позволил правительству в одностороннем порядке положить конец рублевой зоне в середине 1993 года). Периодически в ход пускали метод кавалерийской атаки, как, например, в октябре 1993 года, когда, только что одержав победу над Верховным Советом, Ельцин отменил субсидированные кредиты ЦБ. Однако дисциплина продержалась недолго. Весной и летом 1994 года начался новый шквал кредитов ЦБ. Постоянная победа требует разрушения проинфляционной коалиции.

Что это были за тактики, которые дали банкам основания к установлению стабильных цен? Поскольку инфляция сократилась, правительство продало банкам ГКО при очень высоких процентных ставках, предоставив альтернативные источники прибыли. 25 крупнейших банков заняли выигрышную позицию, выступая в роли первичного дилера – приобретая облигации на аукционах и перепродавая их своим клиентам. Для излюбленных банков стимулы изменились на прямо противоположные. Теперь высокий уровень инфляции, а не повышения прибыли от валютных спекуляций, урезал значение процентной ставки, которую эти банки заработали на своих ГКО. Центральный банк стал правительственным дилером ГКО, он должен был удержать большую часть прибыли. В 1997 году она составила 104 миллиона долларов, в противовес 2 миллиардам долларов в 1992 году, но все же этого было достаточно, чтобы заплатить премии в среднем по 1000 долларов каждому из примерно 90 000 сотрудников банка. Между тем к 1995 году крупнейшие банки были вовлечены в приватизацию и надеялись привлечь иностранных инвесторов, опасающихся инфляции, в компании, которые они покупали.

Можно было оказывать давление на нефтяные компании, чтобы они снабжали неизлечимо больные предприятия топливом почти бесплатно.

Так как банкиры кооптировали таким образом правительство, то оно обеспечивало неэффективным предприятиям и фермерским хозяйствам достаточную помощь, чтобы они не вышли из-под контроля. Был установлен неинфляционный способ перехода на субсидии. Вместо того чтобы переводить деньги таким неинфляционным способом, можно было оказывать давление на нефтяные, газовые и энергетические компании, чтобы они снабжали неизлечимо больные предприятия топливом по низким ценам и даже совсем бесплатно. В середине 1996 года газовой монополии «Газпром» фактически оплатили только 23 % поставляемого газа. Платежи, которые энергетические компании на самом деле получали, были в основном в виде бартера – обмена товарами, стоящими гораздо меньше, чем утверждали предприятия, если они вообще чего-нибудь стоили. Одно исследование Всемирного банка показало, что с помощью таких неоплаченных счетов энергетический сектор России расширил субсидии на общую стоимость в 63 миллиарда долларов в течение 1993–1997 годов. Такие субсидии составили около 4 % ВВП в год. Чтобы удержать фермеров от ухода из бизнеса, правительство убедило поставщиков топлива и удобрений продлить товарные кредиты, то есть поставлять товары в колхозы без особой надежды на оплату. Правительство также обязало коммунальные предприятия предоставлять услуги общественности за долю реальной стоимости.

В свою очередь правительство разрешило энергетическим компаниям накапливать большие налоговые задолженности и оплачивать их сомнительными векселями от клиентов-правонарушителей. Наиболее значительные уступки, однако, коснулись приватизации. «Газпрому» разрешили распределить 15 % акций среди своих сотрудников в обмен на приватизационные ваучеры и продать еще 10 % в основном дочерним предприятиям. Директор «Газпрома» выиграл право на управление 35 % акций государственного холдинга по доверенности, с перспективой выкупа этих акций в конечном итоге. «Лукойл» и другие совместные нефтяные компании были допущены к участию в сделках на залоговых аукционах.

Этот подход был не продуманной стратегией, а больше грязной импровизацией, которая возникла от столкновения политической интуиции Ельцина, понимания Гайдаром экономической основы и прагматизма Чубайса. Но это сработало. Такая импровизация способствовала медленному росту безработицы, растянула агонию реструктуризации на менее политически бурный, но более длительный срок. И в то время как субсидии, выплачиваемые вновь напечатанными деньгами, порождали бы инфляцию, отмена долгов и предоставление бесплатной энергии не способствовали этому.

Не все согласны с таким мнением. Андерс Аслунд, например, утверждает, что стабилизация сработала в 1995 году, поскольку реформаторы наконец набрались мужества, чтобы навязать дозу «шоковой терапии». Вместо того чтобы достичь контрпродуктивных компромиссов с директорами предприятий и банкирами, они «быстро и жестко подавляли все важные заинтересованные группы». Чубайс резко урезал субсидии, чтобы сократить дефицит: «ключ к макроэкономической стабилизации заключался в налогово-бюджетной корректировке».

Это правда, что правительство значительно сократило расходы в 1995 году (как это было, например, в начале 1992 года). Однако, взглянув на рис. 6.2, можно увидеть, что, в общем, такие приступы героического затягивания поясов не были политически самодостаточными. Эффект был мимолетным. После падения ВВП до 6,6 % в 1995 году общий государственный дефицит прыгнул обратно до 9,4 % ВВП в 1996 году. Между тем явная и неявная государственная помощь испытывающим трудности предприятиям не снизилась, а наоборот, увеличилась. Пинто с коллегами считают, что общая доля субсидий, в том числе правительственная терпимость относительно неуплаченных налогов, возросла с 11 % ВВП в 1994 году до 16 % в 1998 году. Ожидаемых со стороны правительства кардинальных мер не последовало. Дело в том, что оно нашло способ сделать это так, чтобы не увеличивать количество денежной массы, находящейся в обращении[88].