— До свидания, Мяука, — улыбнулся Виктор.

С катера ему уже махал Колян, затащивший на борт полуживого Генку.

Виктор повернулся и, не оборачиваясь, легко побежал к причалу.

— До свидания, гайдзин… — шептала Майуко. Слова чужого языка имели вкус слез, хотя ей казалось, что она не плакала. — Самый лучший гайдзин на свете…

* * *

Острый нос катера послушно рассекал волны. Высовываться за высокий пластиковый щит, возвышающийся над приборной доской, было чревато — холодный морской ветер хлестал по глазам, словно плеть, щедро смоченная соленой морской водой.

— Третий час катаемся, — пожаловался продрогший Колян, скрючившийся на скамье. — А мы точно не в Австралию едем?

— Точно, — буркнул проветрившийся и оттого немного пришедший в себя Генка. Сейчас он сидел у штурвала катера и то и дело с беспокойством поглядывал на приборную доску. Стрелка указателя наличия топлива уверенно ползла к красной отметке.

— А ты откуда знаешь? — въедливо поинтересовался Колян.

— Компас видел когда-нибудь?

— Видел, — буркнул мулат. — И откуда ты взялся такой умный?

— С полюса.

— Откуда?!

— Откуда слышал.

— Я серьезно.

— Я тоже.

— И у вас все там на полюсе такие умные?

— Все.

Виктор сидел на корме и с не меньшим беспокойством вглядывался в даль. Дымка почти рассеялась, и в этом «почти» все явственнее угадывалась черная точка, неумолимо становящаяся всё отчетливее и жирнее.

— За нами погоня, — наконец сообщил он, поворачиваясь к перебрехивающимся спутникам.

Генке, на удивление ловко справлявшемуся с управлением, хватило одного поворота головы, для того чтобы определить степень опасности.

— Японский военный катер, замаскированный под краболовную шхуну, для разведки и патрулирования российских территориальных вод, — с ходу определил он. — В трюме пара-тройка тонн крабов для отвода глаз в случае чего. На борту автоматическое оружие и гранатометы, которые чуть что сбрасываются в воду.

Генка замолчал, что-то подсчитывая в уме.

— Они включили форсаж, — сообщил он. — Через пятнадцать минут мы будем в зоне досягаемости.

— В зоне досягаемости чего? — спросил Колян, обалдевший от обилия столь подробной информации.

— Гранатометов, — спокойно сказал Генка.

— Ох-ё!.. — выдохнул Колян и вжался в угол.

Виктор развязал сагео и снял со спины меч.

Так. Правая мэнуки на рукояти — это тот самый ребристый штырь. Который бьет на двадцать метров. Что маловато. А дракона слева мы нажимать не пробовали. Ага. И если Александра не наврала, то…

Японская шхуна стремительно приближалась. На ее носу появился человек с трубой.

То, что труба не водопроводная, догадаться было нетрудно. Потому, как совершенно незачем, стоя на шаткой палубе шхуны, раздвигать водопроводную трубу, словно штатив, а после пристраивать ее на плечо.

— Вы находитесь в территориальных водах Российской Федерации! Немедленно сложите оружие!

Усиленный мегафоном голос замечательно разносился по воде. Словно в ухо за спиной проорали. Но Виктор видел, что японец лишь криво усмехнулся и принялся ловить в прицел… отнюдь не источник голоса.

Говорят, человек чувствует, когда на него смотрят сзади. Когда на него смотрят спереди, это чувствуется намного сильнее. Например, когда ищут взглядом в толпе.

Если же подобное происходит в открытом море, и поиск этот происходит через прицел гранатомета, ошибиться невозможно. Знаешь не только что целятся именно в тебя. Знаешь, куда попадет граната. Словно сам стоишь сейчас на носу той шхуны, ловя момент, когда палуба под ногами замрет на мгновение, перед тем как рухнуть вниз вместе со шхуной с высоты очередной волны.

«Свобода убивать и свобода даровать жизнь… Стратегия, возможная лишь тогда, когда у тебя есть выбор…» — промелькнуло в голове.

Виктор поднял руку и нажал на дракона.

И понял, что выстрел пропал впустую. Катер, как и японская шхуна, тоже то взлетал вверх, то чуть не по пластиковый щит зарывался носом в темно-зеленую воду, что вовсе не способствовало точности прицела.

Поэтому стрелять надо было по-другому. И желательно на этот раз попасть, так как второй выстрел был последним.

«Если сердце ружья и сердце стрелка различаются, будет промах… Мастер стрельбы из лука никогда не выпускает стрелы, не поразив цель…»

Фразы из древних трактатов[72], промелькнувшие в голове, принадлежали разным авторам.

Но говорили они об одном и том же.

Между Виктором и гранатометчиком протянулась тонкая невидимая нить, соединившая рукоять меча, повернутого клинком к шхуне, и влажный от пота и брызг лоб молодого якудзы со смертоносной трубой в руках. Сейчас Виктор был всем — и мечом, и нитью, и гранатометчиком, и ничто на свете не могло нарушить эту связь.

Кроме одного.

Бронзового дракона, повинуясь давлению большого пальца руки, исчезающего в рукояти меча.

Потом был еще один толчок в руку. И труба, летящая в море. И японец, катящийся по палубе с пулей во лбу. И предупредительная автоматная очередь в воздух. И голос за спиной, дублирующий сигналы ракет и истошно орущий почти рядом:

— Приказываю немедленно остановиться и сложить оружие! В противном случае будет открыт огонь на поражение!

Но все это было уже не важно.

Сейчас было важно только одно — аккуратно обвязать сагэо вокруг ножен и упаковать меч в матерчатый чехол-хикихада, который любой воин всегда носит с собой. А еще было важно не делать резких движений. Потому что редко какая магия может спасти от очереди, выпущенной из автомата Калашникова с расстояния в восемь метров.

В каждой из быстроходных резиновых лодок, снабженных мощными моторами, сидели по три человека. Один управлял лодкой, двое других стреляли. Если того требовала необходимость.

Сейчас одна из лодок на полной скорости неслась к японской шхуне, с обоих бортов которой летела в воду всякая дрянь. С другой лодки в немногочисленную команду катера целились два автоматчика в форме лейтенантов пограничных войск ФСБ Российской Федерации.

Колян рискнул высунуть голову из-за борта, после чего осторожно обнял ее руками.

— Дом, милый дом, — пробормотал он, медленно поднимаясь на ноги.

— Интересно, нас сразу расстреляют или немного погодя? — поинтересовался Генка, снимая руки со штурвала.

— Увидим, — философски заметил Виктор.