– Домой, ваша светлость? – с надеждой в голосе спросил широкоплечий Нурек, подставляя в качестве ступеньки широкую, как лопата, ладонь.

Амалия поставила на нее сапожок, и Нурек забросил в седло почти невесомую для него интрессу.

– Есть дело, Нурек… – негромко сказала Амалия, удерживая заплясавшего от радости жеребца.

– Какое дело, ваша светлость?

– Не здесь… – понизив голос, ответила Амалия и, дав жеребцу шпоры, первой выскочила за ворота лагеря. Охранники поспешили за ней следом и помчались по дороге, стремясь догнать свою госпожу.

Прелат Гудроф лишь сокрушенно покачал головой. Он мог собрать большое войско и выстоять против сильного врага, но противостоять собственной дочери у него не получалось. Она опережала его по всем статьям, ставя в тупик, водя за нос и иногда жалея лишь из любви к нему.

«Что ты задумала, непоседа? Что?» – мысленно спрашивал он и не находил ответа. Он даже подумал расспросить мэйджора о том, что они с Амалией делали в закрытой колеснице, но, посмотрев на озабоченного сборами Бекета, решил не делать этого. Слишком уж безупречно выглядел этот человек, слишком занят был другими, более важными делами.

«Нет, он не сделал бы ей ничего плохого. Это исключено».

Затейливый узор назывался «ручеек», и Руммель разучил его сам, уже без помощи Бекета. Закончив на прошлой неделе фрагмент из податливой осины, в этот раз Руммель перешел на бук.

И сразу дело пошло медленнее, бук не прощал ошибок, зато Руммель чувствовал, как его руки начинают понимать дерево.

Используй он электролобзик или механический рашпиль, проблем не возникло бы совсем и вся работа заняла полчаса, а не целый день, но кто бы знал, какими безжизненными выглядели бы эти «электронные запилы». Другое дело работа квочкуром – специальным кривым ножичком.

Работать им Руммеля тоже научил Джек. Делай все руками, говорил он, ведь, окажись ты по ту сторону, тебе придется доказывать свою искусность любой заостренной железкой.

Сначала Руммель работал квочкуром только для тренировки, но затем стал получать от этого удовольствие. Джек умел взять «на слабо», втягивая Руммеля во все новые увлечения ремеслами.

«Выковать обыкновенную подкову ты должен уметь обычным булыжником и с закрытыми глазами», – говаривал он и выводил Руммеля из уютного кафе в какую-нибудь подвальную кузню, где пахло дымом и было жарко от работающего горна.

Бекету мало было самому владеть ремеслами, он старался приобщать к своим увлечениям друзей и коллег, традиционно прихватывая их «на слабо».

Благодаря ему Руммель теперь многое умел – украсить квартиру собственноручно изготовленной мебелью или поставить кованую ограду.

«Ах, Джек, я никогда бы не отказался от тебя, не дотронься ты до Анны…»

Руммель отложил нож, доску и, взявшись за щетку, начал сметать стружку.

Открылась дверь, и в самом ее низу появился Густав. Понаблюдав за действиями Руммеля, он вошел в мастерскую, поднял с пола кусок доски и, смешно переваливаясь, направился к Руммелю.

– Папа… ня…

Руммель отложил щетку, сел на корточки и, приняв кусок доски, обнял маленького Густава, пришедшего помогать папе.

Даже от Анны он был вынужден скрывать много такого, что вовсе не касалось служебных тайн. А вот Густаву Руммель мог поведать любые секреты.

– Ведь ты не предашь папу, малыш? Правда?

– Ня! – сказал Густав, протягивая подобранную стружку.

– Спасибо.

Дверь мастерской распахнулась, и в проеме показалась Анна.

– Майкл, он здесь?

– Да, дорогая. Он пришел немного помочь, не ругай его.

– Помочь – это хорошо, но почему ты ничего не сказал маме, Густав? – строго спросила Анна, шагнув к малышу.

Тот посопел, пряча глаза, затем поднял с пола еще одну стружку и, протянув ее Анне, сказал:

– Мама, ня!

– Спасибо, сынуля. А теперь пойдем, не будем мешать папе.

Они ушли, и Руммель снова остался один. Он вздохнул, взял кусок камня и принялся шлифовать оконченную на прошлой неделе доску. Обходиться простым камнем его тоже когда-то учил Бекет.

За пристенным дымоходом запел отогревшийся сверчок, а в окно ударил ветер, да так сильно, что заскрипело старинное слюдяное стекло.

Амалия натянула одеяло до самого носа и покосилась на висевшие на стене портреты. Все же стоило их убрать, служанка предупреждала, что при портретах спится плохо. Она старая опытная женщина, стоило ей поверить. Но нет, как можно? Мы же дома, и мы самые храбрые…

А что это за звук? Кто-то ходит?

Комната, в которой Амалии пришлось ночевать, была лишь недавно переделана в спальню. Раньше здесь находился кабинет ее прадеда, и последние сорок лет он простоял закрытым. В течение недели отец обещал поставить здесь перегородки и обшить потолок, но пока из обещанного было только тепло от пустотелых стен, по которым с нижнего этажа поднимался горячий воздух из каминов.

– Ну почему, почему здесь нет камина? – прошептала Амалия, слыша, как кто-то прохаживается возле двери.

Она любила засыпать под сполохи огня и просыпаться под треск поленьев, когда их подкладывала по утрам служанка.

«Кто здесь? Здесь кто-то есть?» – мысленно спросила Амалия, боясь произнести эти слова вслух.

На старой тумбе рядом с кроватью лежал маленький кинжал, Амалия слышала, что призраков можно рассеять, направив на них острый предмет, но как же страшно было выпростать из-под одеяла руку, чтобы взять кинжал.

«Ну же, трусиха, сделай это!» – приказала себе Амалия, но, вместо того чтобы схватить кинжал, с головой накрылась одеялом.

Одно дело представлять себя юной властительницей перед послушными слугами, и совсем другое – противостоять ночным страхам, а может, даже призракам.

«Ваша светлость… Ва-ша све-етло-ость…» – загудели, зашептали они, начав свой ужасный хоровод вокруг кровати Амалии.

«Просыпайтесь, ваш-ш-ш-ша све-е-е-етло-о-о-ость…»

«Пожалуйста, не надо! Что я вам сделала?» – стала просить она, однако ночные гости только ухмылялись и не оставляли ее в покое, начав стягивать одеяло.

«Вставайте, ваша светлость… Вставайте, пришло время…»

«Нет, прошу вас, не надо!» – умоляла перепуганная Амалия и так лягнула одного из призраков, что тот перелетел через стул и свалился у дальней стены.

– Будете лягаться, ваша светлость, так я спать пойду! – сказал обиженный Нурек, главный охранник интрессы.

– Нурек, это ты? – спросила она, осторожно выглядывая из-под одеяла.

– Ну а кто же еще, ваша светлость? Вы же сами сказали – будить через два часа после полуночи. Вот я и пришел.