продашь, так сам сожрешь, но ведь стали и просто всякую дрянь собирать! Вяльцы, пряльцы, никому у нас не ведомые крупорушки! Этим хламом всю стоянку завалили, да еще паскудный козел на каждом шагу подкарауливает – боднуть норовит. А привязывать его нельзя, опечалится ценная животина!

Раньше-то мы спокойно жили, особо не дергались. Убытка от нас большого не было, и никому мы особо были не нужны. А теперь, за такие гадкие дела, того и гляди по нашу душу рать городских стражников явится или чья-нибудь болярская дружина нас ловить возьмется.

А вреднючего козла этот липовый Габриел вовсе обижать не велит, бережет гада. Толкует: «Козляша это мой оберег». У, гнида! – опять замахнулся атаман.

– Ой, не надо! – взвизгнули снизу.

– Шесть человек он нас вовсе ушли, не стерпели жизни такой, – завершил свой эмоциональный рассказ Деспот. – Эх, зарезать бы его гада на пару с козлом!

– Уймись, мне он живой нужен. Козла убиваю?

– Вали!

Я перевел свой убийственный взор на паскудное животное. Смерть настигла козла молниеносно. Он завалился на бок, прощально дрыгнул копытами, тихонько мекнул и издох.

– Пенко! – распорядился атаман. – Перережь ему глотку, покуда кровь не свернулась, – и страшноватый разбойник со шрамом через всю рожу сноровисто взялся за дело. – Ну ты силен, русич! Мне бы такое умение тоже сильно в жизни пригодилось. Ладно, забирай уцелевшего человечьего козла, и разойдемся миром.

Но все пошло по другому. Один из стоящих сзади башибузуков внезапно запрыгнул на нашего же коня, выхватил из ножен ржавый меч и понесся на Наину с Иваном. Он пригнулся к холке жеребца, и Наине было трудно поймать его убийственным взором. Ваня не сплоховал и успел обнажить свое оружие, но тяжеловато будет биться легонькой сабелькой против меча-полутораручника.

– Демир! – заорал Деспот. – Назад!

Но разбойник его не послушался, и его меч зазвенел о саблю Ивана. Теперь ударить Наине мешал еще и суженый. Зато Марфе никто не мешал, особенно мои неразумные команды. Она молниеносно проскользнула к месту схватки и, прыгнув снизу, сшибла с ног похищенного коня вместе со всадником. Прощальный хрип Демира, на горле которого стальным капканом сомкнулись могучие челюсти волкодава, оповестил всех нас о кончине этого неразумного бандюгана.

Мой запоздалый крик:

– Марфа! Фу! – уже не смог улучшить ситуацию.

– Фукай, не фукай, – сказал Деспот, – а этому придурку все одно конец пришел. Не больно-то и жалко, вечно он своевольничал, где надо и не надо в драку лез. Я бы его за поганый характер и сам давно прирезал, но братьям очень задушевный голос этого печенега нравился, разные песни уж больно хорошо пел, упросили пожалеть.

– А зачем же вы этого дурного степняка к себе в шайку взяли? – поинтересовался Богуслав. – Они народ дикий, живут от вас далеко.

– Да где там далеко! – опроверг эти речи Мясник. – Одному из главарей какого-то из их многочисленных племен кто-то из византийских императоров пожаловал земли здесь, в Болгарии. Печенеги теперь у нас в каждой бочке затычка. Работать они не любят, а вот пограбить, повоевать, в этих делах им равных нету!

Да, сильная у тебя собачка. Страшная такая собачка! В общем, давай расставаться. Мы сейчас с этим поганцем Габриелом-Людмилом попрощаемся, и убирайтесь на все четыре стороны!

– Только не калечьте! – строго приказал я.

– Вот никакой с тобой радости от жизни нету! – горестно покачал головой атаман. – Последнего удовольствия моих мужичков лишаешь! И эх! – Потом рявкнул: – Слышали, братья?

Дружное да было ему ответом.

– Все поняли? Поубивают вас эти злые русичи за милую душу!

Народ осознал.

– Да, Деспот! Конечно, Мясник!

А вот она и кличка атамана. Значит Деспот, это все-таки имя.

А Мясник продолжал:

– Погладить на прощание можно! Калечить ни-ни! Мне каждый из вас живым нужен! – Тут он как-то зловеще усмехнулся и прибавил: – потом с кем-нибудь другим позабавимся…

Разбойники махом сгрудились в кучу вокруг вожака и усиленно взялись прощаться с бывшим Габриелом. Больше всех горячился горбун, который аж подпрыгивал от возбуждения и кричал:

– А вот я! А дайте мне! Ну хоть укушу!

Кусаться ему, по-видимому, все-таки не позволили, и на всякий случай даже отобрали топор.

Прощанье прошло благополучно – Людмила отдали изрядно потрепанного, похоже напрочь обобранного и с легкими телесными повреждениями – синяком под левым глазом да разорванной нижней губой, но без значительного ухудшения здоровья.

Мы постарались поскорее покинуть это негостеприимное место. Хватило нам на сегодня впечатлений от общения с дружественным болгарским народом. Мы уезжали с торопливо взобравшимся на одного из свободных коней Людмилом, Марфа гнала позади наш табун лошадей, порыкивая для порядка на душегубов, а вслед нам злобно и громко скрипел зубами разочарованный горбун Волк.

– Что ж ты, сыночка, все слезоньки льешь? – пыталась ободрить свою кровинушку Ванча. – Хорошо же все кончилось, без смертоубийства. Можно сказать, легко отделались.

– Это они легко отделались! – растирая слезы по лицу заорал на мать Людмил. – Лучше бы твой болярин их всех поубивал, а моего Козляшу не тронул!

– Надо было там всех разбойников перебить, и тебя вместе с ними! – цыкнул на молодого наглеца Богуслав. – Ишь чего удумал, честной народ грабить! Знаменитым бандитом Габриелом прикинулся! На православных страх наводить удумал! Последние прялки у баб отобрал! Чую, что если бы мы его не отвадили от преступного промысла, так он весной у пахарей плуги бы поотнимал! У, паразит! – замахнулся на одноглазого здоровенным кулаком Слава. – Еще раз на мать осмелишься крикнуть, с коня сдерну и прямо на глазах у всех высеку!

Людмил вжался в седло и вздрагивал при каждом новом громовом раскате голоса воеводы. Да, пожалуй зря Богуслав бился с ворогами обычным оружием. Загремел бы как сейчас перед самой битвой, обделались бы все половцы вместе с печенегами! Так и покидали бы Русь опозоренными напрочь.

Душа Ванчи металась встревоженной чайкой между двумя любимыми мужчинами. Одного хотелось утихомирить, второго утешить и обоих приласкать.

– Славочка! Людечка! – пыталась она направить эту резкую ругань в мирное русло. – Милые! Не ругайтесь! Вам еще вместе долго ехать.

Обозленный Богуслав резким рывком остановил коня и яростно отчеканил:

– Я возле себя долго терпеть этого поганца не буду!

Ванча даже еще не успела толком открыть рот для умиротворяющих слов, как этот зверюга уже рычал и на нее:

– Не потерплю в нашей команде такого гада! Куда хошь его девай, только чтоб я этой мерзкой рожи больше не видел! И сама помалкивай, не то махом полетишь вместе с ним назад в свое село!

Оторопевшая женщина с испуганным сыном тоже остановились. Долго, чертовски долго этот бывший, но все еще безжалостный глава