– Хорошо. В таком случае оставьте меня с ним наедине, – на лице Джорджа вновь появились краски: его сердце перестало бастовать и заработало без перебоев.

– Это невозможно, – отрезал араб не допускающим возражений тоном.

Джордж был поражен такой противоречивой постановкой вопроса.

– Как же я смогу поговорить с ним наедине, если вы не хотите выйти? – спросил он с насмешливым нетерпением в голосе.

– Мы не можем его оставить, – терпеливо объяснил араб. – Мы должны быть при нем всегда. Каджан может говорить. Мы не будем слушать.

Джордж пристально поглядел на собеседника, стараясь получить подтверждение только что осенившей его догадке. Он вспомнил, как однажды, во время поездки в Токио, разговорился с престарелым профессором антропологии, который объяснил ему, что доисторические племена, вынужденные жить в страшной скученности, выработали на протяжении тысячелетий особый психологический механизм для защиты своей частной сферы. Включая этот механизм, они могли как бы удалить из своего поля зрения и слуха все то, чего не хотели или не должны были видеть и слышать. Таким образом, даже сгрудившись в одной пещере, мужчины и женщины парами могли создавать вокруг себя обстановку полного уединения. Ученый сказал ему тогда, что у некоторых народов эти механизмы сохранились и в наши дни. Японцы, например, живя в домах с бумажными стенами, ограждали свою интимную жизнь и уважали чужую, просто-напросто переводя в нужное положение древний биологический выключатель в своем мозгу, позволяющий не слышать то, что происходило в соседней комнате.

Джордж решил найти у араба подтверждение этой теории.

– Вы очень сложно объясняете то, что мы тоже умеем делать, – согласился посланник Юсефа.

Тогда сенатор Брайан обратился к ливанцу.

– Можете начинать, – сказал он. – Я слушаю.

Молодой человек отбросил смущение и прямо взглянул ему в глаза.

– Я агент секретной службы Каддафи, – объявил он таким тоном, словно сообщал о своем приеме в члены местного клуба.

– Я вас правильно понял? – переспросил сенатор.

– Вы все прекрасно поняли, – он отлично говорил по-английски, выражаясь коротко и ясно.

– Принадлежность к секретной службе сама по себе, конечно, не лишена оригинальности, – заметил Джордж, – но я не вижу, каким образом это может вам помочь в достижении цели, состоящей, если я правильно понял, в том, чтобы отомстить за мужа вашей сестры.

– Судите сами, сенатор Брайан, – ответил тот, вкладывая в свои слова глубочайшую ненависть к невидимому врагу, – и делайте выводы. Я террорист. Вот уже девять месяцев меня обучают в секретном лагере. Целью нашего обучения является убийство президента Рейгана.

Сенатор Джордж Брайан наконец понял, в чем состоял план ливанца и выбранный им способ мести. «Секретный пакет», посланный ему Адмадом бен Юсефом, содержал в себе ключ от главного входа в Белый дом.

Бруно распахнул массивные дубовые двери и вошел в кабинет деда. Все здесь осталось, как было: в книжном шкафу темного дерева хранились драгоценные издания классиков, столь близких сердцу старого барона Монреале, по-прежнему обстановку комнаты составляли кресла и диван XIX века, а также палисандровый письменный стол.

– Привет, – сказал он друзьям и выслушал в ответ полагающиеся в таких случаях фразы, сопровождаемые сочувственными улыбками.

– Заходи, дубленая шкура, – Бруно с удовольствием услышал приятный, ленивый голос Вернера Кламмера, американского адвоката, немца по происхождению, специально прибывшего из Вашингтона в помощь Барону.

Сдержанная улыбка мистера Хашетта возвестила ему об укреплении, казалось бы, навсегда утерянной дружбы.

– Мне очень жаль было услышать о том, что случилось, – сказал представитель «Ай-Би-Би». – Очень, очень жаль.

– Хорошо, что теперь об этом можно говорить, – Бруно рассеянно поморщился. Банальность общих мест невольно опошляла воспоминание о прекрасной принцессе. С другой стороны, никто из присутствующих не мог искренне сочувствовать событиям, о которых до сей поры ничего не знал.

– Я ожидал худшего, – вмешался Кламмер, – но вижу, что ты в отличной форме.

Неизменная «Лаки Страйк» свисала у него из уголка рта. Он снял пиджак, ослабил галстук, но все равно пот катил с него градом. Никакие чудодейственные диеты, которыми он себя изнурял, были не в состоянии побороть одолевающую его тучность, особенно опасную теперь, когда ему перевалило за пятьдесят.

Бруно действительно выглядел отдохнувшим и спокойным, но Паоло Бранкати, хорошо его знавший, заметил углубившиеся морщинки в уголках глаз. Пережитое напряжение лишило его стальной взгляд привычного блеска, лоб был горестно нахмурен.

– Черт тебя побери! – воскликнул Кламмер. – Неужели в этой богом проклятой стране не существует кондиционеров? – Прямые светлые волосы прилипли у него ко лбу, голубые глаза слезились, на носу то и дело появлялись мелкие капельки пота.

– Попробуйте лимонного шербета, – посоветовал Хашетт, с наслаждением поглощая свою порцию.

– Терпеть не могу людей, не испытывающих проблем с теплообменом и гордящихся этим, как своим персональным достижением, – заявил Кламмер, потрясая сжатым кулаком. Он был необыкновенным человеком, специалистом высочайшего класса, говорил на «ты» с международным правом.

– Зато тебе следовало бы лучше относиться к самому себе, – мягко заметил Бруно.

– Зачем? Чтобы отправить к создателю тело в отличном состоянии? – с иронией парировал Кламмер. У него наблюдались все симптомы, описанные современной медициной: от гипертонии до ожирения и злоупотребления курением и алкоголем. Возможно, скрытой причиной, толкавшей его к саморазрушению, была неудача в браке. У него было мало друзей, и Бруно Брайан был одним из них.

– Можем считать предварительный раунд оконченным? – спросил Бруно, подходя к письменному столу.

– Разумеется. – Кламмер вроде бы успокоился и был готов к обсуждению главной проблемы, приведшей их всех сюда, в Пьяцца-Армерину.

Паоло Бранкати, маленький, худой, нервный, смуглый и темноволосый, взглянул на Барона близоруким взглядом из-за толстых стекол очков, а потом обнял его, не говоря ни слова.

Пока Бруно усаживался за письменный стол, вошел Кало, неся кувшин кофе со льдом. Поставив его на столик, чтобы каждый при желании мог обслужить себя сам, он выбрал себе место у дальней стены.

– Все вы знаете о том, что случилось, – начал Бруно, – и знаете, что происходит. – Ему не приходилось прилагать усилий для подбора слов, свободно приходивших ему на ум. Вытащив сигарету из настольного хрустального ящичка, он закурил. – Но есть еще два обстоятельства, о которых вы не знаете.

– Непредсказуемый Барон, – саркастически заметил Кламмер. Стоя у громадного окна с прикрытыми ставнями, через которые в полутемную комнату скупо сочился свет, он тщетно пытался обмахиваться носовым платком.