«Колонны австрийцев, русских, пруссаков и шведов вошли в пригороды Лейпцига, и все оставшиеся германские союзники Наполеона: саксонцы, вюртембержцы, баварцы и гессенцы направили свой огонь на французов. Но даже в этих печальных обстоятельствах арьергард не смешался, но продолжал отступать шаг за шагом, стреляя из-за стен садов, из-за деревьев, растущих по аллеям и бульварам, из окон домов до тех пор, пока не был полностью оттеснен к реке».

(Подобный же «подвиг» повторили полторы тысячи германцев, покинув ряды армии Сульта и перейдя к англичанам герцога Веллингтона.)

Хаос, возникший при этой массовой измене, повлек за собой случаи безжалостных расправ бывших союзников друг над другом.

«Вскоре они встретили 2000 полуобнаженных людей, по большей части раненых, которые перебрались через реку вплавь. Среди них был Макдональд, также практически без одежды. Марбо дал ему форму, коня и бросил свой отряд к мосту. Здесь он стал свидетелем кровавых сцен — безоружных французов буквально вырезали пять сотен немцев, которым удалось переправиться на другую сторону, набросав на обломки моста доски. Вытащив свой меч, он «почувствовал действительное удовольствие от убийства этих подонков своей собственной рукой». Марбо приказал атаковать, и вместе с 23-м соединением кирасир его бригада поскакала в залитые водой луга, окружив преследователей. «Эффект атаки был ужасен, — говорил он. — Бандиты, удивленные появлением хорошо вооруженных всадников, смогли оказать лишь слабое сопротивление, началась резня, жестокая и беспорядочная». Французская кавалерия, возмущенная тем, что убивали безоружных людей, причем в числе убийц были и бывшие союзники, была безжалостна. Некоторые, не успев пересечь мост обратно спрятались у расположенной у моста гостинице. Марбо спешил своих людей, окружил здание и поджег конюшню. Саксонский офицер вышел с предложением сдаться, но Марбо, обычно чтущий правила воинского благородства, на сей раз отказался вступать в переговоры. Зажатые между огнем горящего здания и огнем ружей, немцы погибли все, до последнего человека».

Сражаясь за чужие интересы, не понимая, зачем нужно отдавать свои жизни, дезориентированные войска теряли свои боевые качества.

Участники сражения под Лейпцигом отмечали, что «русские дрались с обыкновенною своей храбростью, но не с тем остервенением, как при Бородине; это естественно: на берегах Колочи дело шло о том, быть или не быть Святой Руси!»

Немцы же, напротив, проявили неожиданную для них ярость и мужество. Поэт-солдат Теодор Кернер призывал своих соотечественников незадолго до своей гибели:

В поля, в поля!

Дух мести будет с нами,

Смелее, немцы в бой!

В поля, в поля!

Взвивайся наше знамя,

Веди нас за собой.

Вся Германия была охвачена патриотическим порывом.

А рядовым солдатам союзников уже трудно было разобраться: кто друг, а кто враг. Действовали по приказу, механически, но в солдатской душе росло недоумение и ощущение нелепости всего происходящего. Человек не может сменить укоренившуюся в нем враждебность на дружелюбие по приказу. Даже русские офицеры со смешанными чувствами относились к новым союзникам.

«Французские пленные были без оружия, но войска разных князей Рейнского союза, саксонские, баварские, баденские и другие стояли вдоль улиц в полном вооружении. Смотря на мундиры их, которые мы привыкли видеть издавна в рядах наших неприятелей, трудно было принимать их за союзников наших». (Вспомним, что еще год назад в России «особенно свирепствовали немцы Рейнского союза… неистовства швабов трудно не только оправдать, но и объяснить».)

Капитан А. Михайловский-Данилевский, очевидец тех событий, отмечает свое отношение к шведским союзникам.

«Император Александр I поворотил немного вправо, где стояли шведы. Прекрасное состояние полков их и мундиры их имели нечто особенное от союзных войск. Для русских было радостным явлением, что сей искони неприязненный к нам народ, наконец, принужден был сражаться под нашими знаменами…»

Сложнейшим морально-психологическим испытаниям подверглись солдаты воюющих сторон во время Балканских войн 1912–1913 гг.

В Первой Балканской войне против Турции боевые действия вел союз Сербии, Черногории, Греции и Болгарии с целью завоевания турецких владений на полуострове. Во Второй Балканской войне — Сербия, Черногория, Греция, Румыния и Турция (!) сражались уже с Болгарией «с целью передела территорий, захваченных в предыдущей войне».

Поразительным кажется то, что одна война плавно перетекла в другую, только с другой расстановкой сил. Политики не дали солдатам времени на передышку и переосмысление ситуации. Им просто отдали приказ.

И солдаты дрались, захлебываясь грязью и кровью, в тот момент, когда за их спинами правительства обменивалось всевозможными нотами, ультиматумами, договорами и пактами.

«14 апреля 1913 года в Лондоне начались переговоры о мире и было подписано соглашение о прекращении боевых действий. 9 мая европейские великие державы навязали Болгарии протокол, согласно которому она вынуждена была уступить Румынии город Силистра в Добрудже в качестве компенсации за благонадежный нейтралитет в войне с Турцией. 30 мая государства Балканского союза (Сербия, Черногория, Греция и Болгария. — O.K.) подписали с Турцией Лондонекий мирный договор, согласно которому Оттоманская империя лишилась Македонии, большей части Фракии и Албании, которая получила независимость (небольшая часть ее территории отошла к Черногории, а обширный Косовский край — к Сербии). Но разделить добычу победители не смогли, и это привело ко Второй Балканской войне.

Ещё ДО ПОДПИСАНИЯ ЛОНДОНСКОГО МИРА (выделено мной. — O.K.), в конце февраля 1913 года начались столкновения между болгарскими и греческими войсками в Западной Македонии. Болгарское командование начало концентрацию войск в Македонии на случай, если придется воевать с бывшими союзниками. Одновременно Сербия и Греция вступили в переговоры с Румынией о возможном союзе против Болгарии. 5 мая Афины и Белград заключили союз против Софии. 8 мая Румыния предложила заключить аналогичный союз Турции (вот он, циничный принцип «враг моего врага — мой друг» во всей красе! — O.K.). Бывшие союзники, равно как и противник — Турция опасались, что Болгария, обладавшей самой сильной армией, установит свою гегемонию на Балканах, захватив почти все Македонию и Фракию. Сербия рассчитывала получить выход к морю, присоединив значительную часть албанской территории. Однако этому воспротивилась Австро-Венгрия, опасаясь усиления Сербского государства и его влияния на югославянское население Дунайской монархии. Тогда Белград потребовал компенсации за счет болгарской части Македонии. В Софии, сознавая неизбежность нового военного столкновения, 25 мая объявили дополнительную мобилизацию. Через пять дней дополнительная мобилизация началась в Греции и Сербии. 4 июня Сербия и Греция заключили военно-политический союз против Болгарии, а 6 июня предложили Турции присоединиться к ним (!). Сербские, болгарские и греческие войска подтягивались к границам.

8 июня русский император Николай II предупредил Белград и Софию, что тот, кто первым начнет боевые действия, подвергнется политическим санкциям. Тем временем Черногория 11 июня провела повторную мобилизацию армии, демобилизованной после Первой Балканской войны. Болгария настаивала на проведении Россией и другими великими державами скорейшего арбитража по македонскому вопросу для разрешения сербско-болгарских территориальных споров. Российская дипломатия всячески затягивала решение этого вопроса, так как не хотела ссориться с Сербией, которая в тот момент из всех балканских государств была наиболее тесно связана с Россией.