Она шла мимо таких знакомых с детства мест, что едва замечала их. В Сити редко что менялось, но когда менялось, то делалось это жестоко: радикальная хирургия; знакомый, уютный вид вырезался, подобно больному органу; на этом месте, как протезы, вырастали краны и металлические конструкции. Она прошла мимо магазина грампластинок, аптеки, к счастью не изменившихся, впереди замигали желтые огни. Временное заграждение посреди дороги; треугольные предупреждающие знаки и отражатели погашенных красных фонарей. Сердце кольнуло дурное предчувствие, когда она увидела выступавший на проезжую часть забор, которым был обнесен целый квартал пустых зданий. На заборе красовались огромные буквы: «„МАК-ФАЗЕДИН БРАЗЕРЗ“. РЕКОНСТРУКЦИЯ СИТИ-ФИДДС».

«Мак-Фазедин Бразерз». Название застряло в горле. Ублюдки. Хитрые молодые люди в серых костюмах в полоску, которые прислали отцу извещение о выселении, с каменным лицом выслушивали его тираду и имели наглость заявить, что так будет лучше для всех.

Они развернулись на довольно большой площади. В центре возвышались два гигантских крана; на стреле одного висел, угрожающе раскачиваясь на ветру, большой тяжелый шар. Какофония стройплощадки раздирала барабанные перепонки, и над всей стройкой висело облако пыли.

Фасады нескольких зданий, видневшихся за высоким забором, были разворочены, и видны были внутренности квартир; это зрелище напомнило Фрэнни фильмы о войне, и внезапно ей показалось, как будто от нее самой что-то оторвали, оставив ее обнаженной, всем напоказ. Где-то там за забором, среди развалин, находился дом номер 14 по Полтерерс. Фрэнни перешла через дорогу и зашагала по отгороженному проходу, где когда-то был тротуар, мимо небольшого красного указателя с надписью: «Гарбутт и Макмиллан, архитекторы».

Ориентируясь по магазинам на другой стороне улицы, она подошла к тому месту, где когда-то начинался переулок, но сейчас дорогу перегородил забор, отрезав его от улицы. Фрэнни прижала лицо к смотровому окошку в заборе и обнаружила, что смотрит прямо вдоль переулка. На всем лежала печать заброшенности и запустения; окна были заколочены, и все, что осталось, – это старые вывески магазинов, контор и закрытые двери. Она увидела кафе, и горечь, которую она ощущала, смешалась с растущим страхом.

В центральной части квартала все было выпотрошено. Взору открывались подвальные помещения; одно затопленное водой, другое превратилось в груду строительного мусора с торчащими железными сваями. Со стрелы огромного крана опустился крюк, и шар, качнувшись, исчез из вида. Последовал глухой удар о стену, затем рев бульдозера, лязг металла и ровное шипение компрессора.

Пыль набилась ей в нос и рот. Фрэнни отыскала вход на стройку и вошла в широко открытые ворота, ступая по смешанной с камнями грязи, на которой отпечатались следы колес. Перед глазами предстало зрелище, напоминавшее ей пчелиный улей: бульдозеры, тягачи, разгружающиеся самосвалы; рабочие в касках что-то измеряли, копали, сверлили. Двое мужчин прикрепляли к крюку подъемного крана железную сваю. Трое других, стоя на крыше, поднимали на веревке инструменты. Еще один выкрикивал указания. Справа от нее шар врезался в одинокую стену, принадлежавшую когда-то одному из домов в глубине квартала. Стена прогнулась. Шар качнулся снова. Следом за ним пополз бульдозер, сгребая груду камней, словно краб, по кусочкам растаскивающий по морскому дну остатки добычи. В одной из глубоких прямоугольных ям работал желтый экскаватор с отбойным молотком, выдалбливая из каменного пола большие куски, поднимая их и складывая в вагонетку. Казалось, он выворачивает внутренности Земли. Фрэнни перешагнула через несколько кабелей и посторонилась, пропуская грузовик. Затем посмотрела на свои часы. Без пяти час.

Она повернулась и, выйдя со строительной площадки, быстрым шагом перешла через дорогу. Дойдя до конца соседней улицы, она увидела здание, где располагался офис Себа Холланда. Башня Уинстона Черчилля, сверкая бронзой стен, возносилась на шестьдесят этажей вверх над пустой площадью вокруг. Самое любимое современное здание Фрэнни, которое строилось в детстве на ее глазах, но в котором она ни разу не была.

Она вспомнила, как ей всегда казалось, что небоскреб впитывает в себя перемены погоды; и сейчас он внезапно потемнел, когда набежавшее облако закрыло маленький просвет в небе, будто захлопнули крышку люка. Яростный порыв ветра со зловещим шелестом пронесся по открытому пространству перед зданием, мрачно завывая, как в горах, сгибая растущие в мраморных подставках ели и разбрызгивая струи бьющих возле здания фонтанов. Капли воды попали Фрэнни на щеку, создав на мгновение иллюзию дождя. Ее жакет хлопал, как провисший парус, и она запахнула его и крепко прижала на груди. Одной из причин, вызывавших недовольство небоскребом, было как раз то, что он создавал туннель, где ветер разгонялся до огромной скорости.

Толкнув вращающуюся дверь, Фрэнни очутилась в огромном мраморном вестибюле, где царила непривычная тишина. Послышалось звяканье одного лифта, потом другого. На стене она увидела длинную бронзовую доску, похожую на стену памяти жертвам войны в кафедральном соборе, с выгравированными на ней названиями компаний. Фрэнни пробежала ее глазами.

«Джон Бибер груп» 58

«Адам Хэкетт интернейшнл» 26–29

«Холланд Деларю энд партнерз» 40–41

Она вспомнила, что Себ Холланд называл ей сороковой этаж.

Центр вестибюля занимала скульптура Генри Мура, возле которой на своем посту стоял пожилой швейцар в черном форменном костюме; пиджак украшали ряды нашивок, а с плеч свисала белая тесьма. За спиной швейцара вестибюль сужался и переходил в небольшой альков с двумя рядами лифтов, по четыре с каждой стороны. Один из них изверг из своей пасти группу мужчин, в молчании прошедших через вестибюль, из другого вышли две секретарши и пробежали мимо Фрэнни, громко щебеча.

Открылись двери еще одного лифта, и из него появились мужчина и женщина, женщина что-то настойчиво говорила. Фрэнни вошла в лифт. Ноги ее утонули в пушистом ковре бронзового цвета, на покрытых черным лаком стенах висели зеркала с легким оттенком бронзы, пахло незнакомыми ей одеколонами.

Фрэнни коснулась кнопки с надписью «40» на панели, и она загорелась, но ничего не произошло. Она поправила прическу, глядя на себя в зеркало, затем достала из сумочки тряпочку и быстро стерла с туфель пыль строительной площадки. Двери закрылись мягко, но решительно. На мгновение все снова остановилось. Затем невидимая рука, ухватившись за желудок, потянула ее вверх. Ноги вжались в ковер. Колени подогнулись под тяжестью тела. В кабину ворвался ветер и слабый рокочущий звук. На табло над дверями мелькали цифры. Желудок вдруг подступил к горлу. 15, 20, 25, 30, 35.

Давление ослабло. Пол ушел из-под ног. Желудок мягко опустился. Мелькание цифр замедлилось, 38… 39… и замерло. 40. Дзинь. Двери открылись. Она, все еще под впечатлением полета, вышла в холл. Фрэнни увидела двери четырех лифтов, а справа и слева две тяжелые дубовые двери. На левой висела большая бронзовая табличка, гласившая: «ХОЛЛАНД ДЕЛАРЮ. ПРИЕМНАЯ».

Фрэнни вошла в роскошную, отделанную дубом приемную с глубокими кожаными креслами и диванами по обеим сторонам. Большими золотыми буквами на стене за ее спиной были перечислены десятки стран по всему миру, в которых имелись отделения «Холланд Деларю», а в центре находилась большая синяя с золотом медаль «Королевской награды в области экспорта».