Уже в автобусе, по дороге на репетицию в театр (в такси он теперь садиться не решался, кто знает, не окажется ли за рулем тот самый ненавистник), он открыл в телефоне почтовое приложение, и, конечно же, обнаружил там очередное послание от своего преследователя.

«Неужели ты, трусливый наркоман, думаешь, что тебя в самом деле кто-то спасет? Полиция? Друзья? Интерпол? Будь же честен с самим собой и признай, никто тебе не поможет.

Ты так и не ответил мне, какой конец предпочел бы. И это очень расстраивает меня, ведь мне бы так хотелось тебе угодить.

А впрочем, мы оба знаем, какую смерть ты ждешь. Не волнуйся, бриллиантовый мой, я подготовлю для тебя этот изысканный десерт и преподнесу со всеми почестями, которых ты заслуживаешь. Скоро. Уже скоро. Так и чувствую, как ты замираешь в предвкушении».

Буквы запрыгали перед глазами. Поплыл в накатившем душном мареве высветившийся в углу страницы рекламный ролик с горными видами. Беркант глухо застонал, сидевший напротив пассажир изумленно покосился на него, но Берканту было все равно. Он уронил лицо в ладони и принялся мерно раскачиваться из стороны в сторону. Казалось, этот безумец проник не только в его дом, в его телефон и компьютер, но и в самую его голову. Читал его мысли и бил точно в цель.

Так нельзя. Он должен собраться. Обязан. Он же не может просто сломаться из-за какого-то сумасшедшего… Но что делать? Что? Как остановить это?

С такими мыслями Беркант и влетел в театр, где шли репетиции «Ричарда Третьего», столкнулся в фойе с поджидавшим его Оздемиром и вздрогнул всем телом. Не потому, что ждал от Шахина каких-то дурных вестей, но потому, что в последние дни дергался от любого неожиданного столкновения.

– Что с тобой, брат? На тебе лица нет, – всплеснул руками тот.

Беркант и сам прекрасно понимал, как выглядит сейчас. Затравленный, издерганный, с покрывшей подбородок неровной клочковатой щетиной (в последние дни он боялся прикасаться к бритве), с всклокоченными волосами, лихорадочно блестящими запавшими глазами. Наверное, со стороны казалось, что он подсел на тяжелые наркотики или поехал крышей. Но сейчас это было не важно, у него просто не хватало сил еще и на то, чтобы заботиться о собственной внешности.

– Все в норме, я здоров, – коротко буркнул он. – Во сколько начинаем? Через полчаса?

– Постой, постой, – перехватил его за локоть Оздемир. – Тут возникли кое-какие осложнения.

– Что? – быстро спросил Беркант, хотя по смущенному лицу Шахина уже догадался, в чем дело.

Сердце, колотившееся, как у зайца, замедлило бег и ухнуло куда-то в живот. Его отстранили… Конечно же, его отстранили. Можно было догадаться, что именно по этой его работе неведомый враг нанесет свой последний удар. Он ведь отлично его знает – бог весть откуда. Он понимает, после чего Беркант уже не сможет подняться. Роль, о которой он мечтал всю жизнь, постановка, которая могла бы обратить время вспять, вернуть ему признание, имя, принести новые работы. Все погибло, все…

– Видишь ли, как я уже говорил, наш проект будет представлять Турцию на международном театральном фестивале, – объяснял тем временем Шахин. – Дело курирует лично министр культуры. Он очень заботится о том, чтобы все было безупречно, чтобы никто не смог подкопаться и бросить тень на нашу страну. Я не знаю, где ты перешел ему дорогу, но… Возможно, против тебя сыграл этот недавний скандал. Я, конечно, не верю слухам, но тут, к сожалению, не мне решать…

Беркант сжал переносицу пальцами и вдруг почувствовал, что его душит смех. Он вцепился руками в собственную шею, заталкивая его обратно, но смех рвался наружу, щекотал во рту, прыгал на губах. И в конце концов, не в силах больше бороться с ним, Беркант, сложившись едва не вдвое и обхватив себя руками, принялся хохотать, сотрясаясь всем телом.

– Что ты? Что?… – охнул Шахин и попытался взять его за плечо, но Беркант скинул его руку. – Брат, клянусь, я боролся за тебя, как мог. Я же знаю твой потенциал, я понимаю, что без тебя постановка никогда не получится такой глубокой. Я специально под тебя ее и задумывал. Но что я могу против министра?

– А может… – давясь хохотом, начал Беркант. – Может, это ты и есть? Мой неведомый корреспондент, а? Ты, Шахин? Признавайся! С ума сошел от зависти? Решил меня уничтожить? Растоптать, размазать? Я ведь доберусь до тебя, я тебя посажу, так и знай.

– Что ты несешь? – отшатнулся Оздемир.

Но Беркант, все еще заходясь от смеха, бросился на него и схватил руками за горло.

– Я сам тебя уничтожу, скотина! – заорал он и принялся трясти режиссера, как увешанное яблоками дерево.

– Помогите! – взвыл Шахин. – Охрана!

К ним уже спешили двое в черной униформе. Упирающегося Берканта оторвали от Оздемира, скрутили и поволокли к выходу.

– Брат, ты бы сходил к врачу, – участливо кричал ему вслед уже пришедший в себя Шахин. – Здоровье – самое главное, брат. Не переживай. Будут у тебя и другие спектакли, ты, главное, подлечись!

Дальнейшего Беркант уже не услышал. Один из охранников локтем распахнул дверь, а затем его вытолкнули на улицу. Он пролетел несколько шагов вперед и, не удержавшись на ногах, рухнул на асфальт. Охранники топтались над ним, кажется, испугавшись, что были слишком грубы. Один даже протянул ему руку, чтобы помочь встать. Но Беркант отпихнул ее, медленно приподнялся на колени, потер саднящую скулу. На пальцах осталась кровь, должно быть, он ссадил кожу, когда упал.

С трудом встав на ноги, он поплелся вперед, не представляя, куда идти. Возвращаться домой было страшно. Там он теперь все время чувствовал себя под прицелом. В «Гетто» его больше не пускали. Серкан, выяснив, что его дела снова пошли под откос, прямо заявил Берканту, что, пока тот не погасит долг, в его заведение может больше не являться. К матери? Нет, нет, только не это…

Несколько часов он кружил по городу, то ныряя в толпу, надеясь слиться с ней, скрыться с глаз неотрывно следящего за ним психопата. То, сообразив, что в толчее любой прохожий может незаметно воткнуть в него нож, в панике бросался в пустынный переулок. И тут снова шарахался от каждого шороха, едва не получил сердечный приступ, когда под ноги ему неожиданно бросилась уличная кошка. Телефон несколько раз принимался звонить, но Беркант видел высветившийся на экране незнакомый номер и в ужасе сбрасывал вызов. Что, если это тоже он? Если в трубке он услышит бесстрастный голос, зачитывающий ему приговор?

За что, господи, за что? Может быть, он жил неправедно, часто был жесток с людьми, походя обижал, оскорблял… Но неужели он заслужил этот ад?

В конце концов, выбившись из сил, он все же добрел до собственного дома. Почти не осознавая себя, как умирающее животное, ища укрытия в родной норе. Поднялся на пятый этаж, открыл ключом дверь, опасливо заглянул в квартиру, встретившую его тишиной и теменью. Тут же ударил рукой по выключателю. Свет вспыхнул на минуту, осветив пустой простенок, где раньше висел ненавистный портрет – после того случая Беркант собственноручно сорвал его, оттащил на свалку и там сжег. А затем лампочки в светильниках разом вспыхнули и погасли. То ли произошло короткое замыкание и проводка перегорела, то ли и тут постарался отправитель писем.