Старая Калужская дорога оказалась уже свободной от французских войск. Только брошенные атрибуты войны, госпитальные и оружейные повозки, лафеты орудий, другое военное имущество, павшие лошади, непогребенные тела людей, говорили о том, что здесь прошла Великая армия. Московские жители и местные крестьяне бродили по обочинам, выискивая среди изломанного хлама нужные в хозяйстве или пригодные на продажу вещи.

Мы с Матильдой, не останавливаясь, проскакали несколько верст под косыми русскими взглядами и поняли, что пора менять платье. Пока военных ни русских, ни французов нам не встречалось, но чем дальше от Москвы и ближе к армиям, тем больше была вероятность попасть под чью-нибудь горячую руку.

— Встретить бы мою карету! — мечтательно сказала брянская помещица. — Как ты думаешь, мой кучер нашел лошадей?

Я по этому поводу ничего не думал и пожал плечами, однако мысль пересесть из седел в экипаж мне понравилась. Брошенных на дороге карет попадалось много, нужно было только подобрать подходящую и раздобыть упряжь.

Один легкий крытый экипаж, типа кибитки, мне понравился, и мы остановились его осмотреть. Тотчас к нам подошел какой-то барышник и на русско-французском языке предложил что-нибудь купить или продать.

— Мусьи франсе, — заговорил он на странном французском языке, — хотишь чего покуповать о виндре?

— Чего? — ошарашено переспросил я, ничего не поняв. — Ты, это, на каком языке говоришь?

— По-франсе говорю, чего тут не понятного! А ты что не француз?

— Нет, не француз. Так что тебе нужно?

— А я думал, что вы французы, хотел что-нибудь продать или купить, — разочарованно сказал барышник. — Может вам что надо?

Я его осмотрел, мужик был такой тертый, что едва не лоснился. И глаза у него бегали как ртуть в стеклянной банке. С такими типами нужно всегда держать ухо востро.

— Сможешь найти женское дворянское платье вот на этого корнета? — спросил я барышника.

Тот удивился вопросу, не меньше чем я его французскому языку.

— А зачем ему бабье платье?

— Оно нужно не ему, а его сестре, просто они одного роста, — объяснил я.

Коммерсант осмотрел Матильду и неопределенно пожал плечами.

— Посмотреть, конечно, можно, мы тут много всякой рухляди насобирали. А как платить будете?

У меня осталось всего несколько французских золотых монет, и я замялся с ответом, чем сразу уронил себя в глазах барыги. Он уже хотел отойти, но тут в разговор вмешался сам корнет и пообещал расплатиться русскими ассигнациями.

Ассигнации нашего нового знакомого в восторг не привели, но упускать хоть какую-то возможность заработать он не хотел и тут же свистом подозвал помощников. Оказалось, что большинство собирателей, даже не знаю, как их правильно назвать, мародеры или трофейщики, работают не сами по себе, а на хозяина. На свист шефа прибежало сразу с десяток таких «кладоискателей» и, выслушав распоряжение, без проволочек принесли узлы товара. Оказалось, что неорганизованные, безалаберные русские, когда дело касается выгоды, дадут фору деловым европейцам.

Тут же на дороге был открыт торг. Пока Матильда с женской тщательностью и дотошностью подбирала себе амуницию, я с помощью помощников-доброхотов поставил лежащий на боку экипаж на колеса. Он оказался исправным, правда, не новым и обшарпанным, однако вполне подходящим для путешествия. Помощники за небольшую мзду продали мне сбрую, как я подозреваю, снятую с павших лошадей и сами перепрягли наших верховых коней в кибитку. Те на удивление спокойно приняли свое новое амплуа, наверное, раньше уже ходили в упряжке.

Я пристроил наше вооружение внутри экипажа. Матильда к этому времени покончила с покупками и мы, не задерживаясь, пустились в путь, надеясь до темноты найти себе какое-нибудь пристанище. Матильда, естественно, села в экипаж, а я на облучок за кучера.

После самосожжения Павла Петровича и расставания с его крестьянами прошло часа три, короткий осенний день был на исходе и нам требовался хоть какой-то отдых. Искать пристанище на Старой дороге было бесполезно, и я свернул на первую попавшуюся дорогу, ведущую на восток, в сторону от войны. Лошади неспешно трусили по отечественной грязи, смачно чавкая по ней французскими подковами.

Планов на отдаленное будущее у меня не было. Первым делом я собирался отвезти француженку в ее деревню, а потом уже думать, что делать дальше. Эпоха Александра I мне нравилась, и я не исключал возможности подольше задержаться в этом времени, разыскать родственников и, если удастся, жену.

Дорога, между тем, все вилась серой и рябой, от непрекращающегося дождя, лентой, но пока никуда не приводила, хотя проехали мы уже не меньше пяти верст. Небо, ясное утром, опять обложили такие низкие облака, что казалось, они вот-вот зацепят голову. Я торчал на высоком облучке в летней уланской форме, которая успела промокнуть не то что до нитки, но, как мне уже казалось, до самых костей. К этим водным радостям скоро прибавился ледяной ветер.

До двусторонней пневмонии с разнообразными осложнениями мне оставалось не более получаса, я чувствовал, что переохлаждаюсь, но остановиться и переодеться в свою непродуваемую и непромокаемую одежду не мог. Тому причиной были два всадника, неотступно следовавшие за нашей кибиткой. Они появились, лишь только я свернул со Старой Калужской дороги на проселок, и неотступно держались шагах в пятидесяти позади нас.

Переодеваться в их присутствии я не то, что бы стеснялся, не мог из соображений безопасности. Несколько раз я останавливал экипаж, давая им, возможность нас обогнать, но они тут же съезжали с дороги на обочину и ждали, когда я тронусь снова.

Мне не удавалось даже толком их рассмотреть, они оба были до глаз завернуты в черные плащи, будто какие-то бедуины. Короче говоря, ситуация складывалась непростая.

Сначала я думал, что подручные барышника увидели деньги Матильды и хотят нас ограбить. Однако на простых разбойников всадники не походили, слишком хорошие у них были лошади. Я, было, приготовил пистолеты, но они в такую мокроту могли просто не выстрелить. Время, между тем, шло, я коченел на облучке, а черная парочка просто ехала сзади, не приближаясь и не отставая.

В конце концов, мне это окончательно надоело. Тем более что умереть в бою все-таки не так обидно, как от банального воспаления легких.

Я решил, что с меня хватит, остановил лошадей, соскочил наземь и открыл дверцу возка. В нем, откинувшись на спинку кресла, сидела прекрасная дама в новом роскошном наряде и с немым вопросом смотрела на меня.

— Дай мне мушкетон! — не обращая внимания на чудесную метаморфозу, попросил я трясущимися от холода губами.

— Что еще случилось? — спросила Матильда своим прежним голосом юного корнета.

— К нам прицепились какие-то два козла в черном, а у меня пистолеты промокли.