– Но здесь же нет вообще ничего, даже свинцовых муляжей… – не успокаивался магнат.

– Букара выхлебала, – вдруг вспомнил Шульгин сценку из фильма «Мичман Панин», где кочегар Камушкин (артист Куравлёв) демонстрирует корабельному врачу исчезновение бинтов, ваты и прочих медикаментов с хирургического столика.

– Что такое «Букара»? – почти дословно повторил реплику штабс-капитана Баха Сашка.

– «Над этим много лет бьются профессора чёрной и белой магии. Пока – безуспешно», – блеснул памятью Шульгин, а ведь фильм смотрел ещё будучи школьником. Но вот запомнилось[155].

– Вас же не очень удивило не так давно, каким образом танковую роту и батальон террористов перебросили в параллель князя Олега? – спросил Новиков. – Вы ведь тогда к этому руку приложили? Ну, тогда туда, сейчас отсюда. Сие знаменует гармонию природы…

– Это не я. Это вот он. – Сарториус, испугавшись, что ему станут «шить» ещё и то забытое дело, указал на Арчибальда.

– Но вы же были в курсе? Правда, сейчас это неважно. Как вы считаете, шум большой поднимется по поводу такой пропажи?

– А это уж как вам угодно. Прикажете – никто ничего не узнает.

– Вот и хорошо. Сейчас свяжитесь, с кем надо, пусть панику прекращают. Двери им всё равно не открыть, они изнутри заварены, сами видели. Не знаю, сколько дней бетон долбить придётся. Скажите – тревогу считать учебной, а всех, кто излишнее любопытство проявит, – убедите помолчать. Как – на ваше усмотрение. – Шульгин подвинул Сарториусу стоявший на столе старомодный, начала ХХ века, телефонный аппарат. – Звоните…

– Как? – не понял Сарториус.

– Да как обычно. Считайте – это обычный проводной аппарат. Набирайте нужный номер, каким бы он ни был, и говорите…

Шульгин снова встал и подошёл к окну.

Воронцов сидел в своей каюте, смотрел в переднее окно на каскады белой пены, вылетающие из-под форштевня после каждого схода парохода с волны, и на золотой слиток, водружённый на откидной столик для карт у правой переборки. Трофей, можно сказать, или сувенир. Как повторял артист Бурков в фильме «Зигзаг удачи»: «Будет что вспомнить!»

Интересно, для чего можно приспособить переброшенный на Валгаллу «всеобщий эквивалент»? России оно не нужно, разве что для шантажа. Любое количество золота и в любом виде можно изготовить дубликатором прямо в кремлёвских подвалах, если возникнет в том необходимость. Может – действительно квангам отдать для всякого рода технических и ювелирных поделок? На это они мастера.

Крышу ещё можно на тереме перекрыть, чтобы как у Высоцкого: «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал». Листами толщиной в сантиметр. Воронцов опять усмехнулся. Теперь уже Лермонтов вспомнился. «А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, – такая пустая и глупая шутка».

Для нас-то, выходит, действительно «шутка», а для остальных? Ведь то, что они сейчас делают, по своим масштабам обещает перекрыть последствия «Великой Октябрьской социалистической». В целом, если разобраться, человечеству, а главное – России, хуже не будет. Лучше – пожалуй. Но вот сотням миллионов так называемых простых людей в цивилизованных странах, чьё благополучие так или иначе связано с полвека уже надуваемым гигантским мыльным пузырём?

Он вспомнил, как полгода назад на несколько дней они с Натальей выбрались в нынешнюю Москву, где не были вдвоём ни разу со всё того же восемьдесят четвёртого года. Просто развеяться, погулять, посмотреть, как теперь люди живут.

Впечатления, конечно, остались, как говорится, сложные, но в целом, пожалуй, лучше того «коммунизма», который представлялся в молодости. Не далёкий, через тысячелетия, как у Ефремова или Мартынова, не «Мир Полдня» Стругацких, а «реальный», обещанный XXII съездом партии и лично Никитой Сергеевичем на 1980 год. Если не вдаваться в подробности здешней жизни, а просто, как туристы, смотреть по сторонам, на улицах, в магазинах, прочих «достопримечательных объектах» – очень даже впечатляет.

Сидя в кафе с Фёстом и его девушкой, любуясь на перспективу Гоголевского бульвара и восстановленный храм Христа Спасителя, они как раз коснулись заинтересовавшего Воронцова момента – отчего так много среди всяческой обслуги, продавцов, барменов, охранников, зазывал при бесчисленных кабаках и трактирах молодых, крепких, гвардейского роста и «призывного возраста» парней. Иногда неприятно услужливых, иногда глядящих на клиента с почти пролетарской ненавистью.

– Вы ж поймите, Дмитрий Сергеевич, это и есть «общество потребления», к которому все так стремились. Особенно – родители этих самых ребят. Ваши ровесники, кстати…

Вряд ли Вадим собирался «старшего брата» поддеть, но прозвучало именно так.

Воронцов сделал вид, что не обратил внимания.

– И хорошо «потребляют»? В наше время, кстати, – повторил он словечко и интонацию Ляхова, – всякого рода услужающие, при дефиците состоящие, официанты, продавцы вообще, а уж мясники в особенности, богачами считались. Но уважением не пользовались. Заискивали перед ними некоторые, но от того ещё больше презирали. А у вас как?

– Ну, акценты сместились, конечно. И не богачи, и насчёт уважения… В открытую не презирают, но люди, серьёзными делами занятые, таких не уважают, это точно. А с другой стороны – куда им всем деваться-то? И работы настоящей на всех нет, да и психология… Вот этот пацан – Фёст указал на широкоплечего парня лет двадцати пяти, разливавшего пиво, – тысяч двадцать здесь получает, Ну, чаевые кой-когда. Кормится бесплатно. Но и всё. А пойди он в армию на контракт – тысяч пятьдесят заработает, а то и больше. И служба опять – уважаема, только далеко не всеми. Вот и выходит… – Вадим махнул рукой.

А сейчас Воронцов думал, что в «новом мире», который может возникнуть в ближайшее время, огромному количеству парней, подобных тому бармену, придётся всё же идти или на военную службу, или к станку, или в поля – трактористом, комбайнёром, чабаном.

Потребность в лакеях не исчезнет совсем, конечно, но испарятся, «впадут в ничтожество» девяносто процентов тех, кто сейчас обеспечивает их работой. Слесарям, трактористам, настоящим людям «умственного труда» просто некогда будет слишком часто по кабакам и клубам болтаться. Всё придёт в некое соответствие.

Только один вопрос: как пройдёт эта очередная «перестройка»? Согласятся ли эти «профессиональные», или, как выразился один здешний госдеятель, «квалифицированные» потребители и их обслуга на мирный переход из бесчисленных офисов и контор к станкам и в поля? Или опять начнётся очередной период смуты и бунта, как всегда – «бессмысленного и беспощадного».

Но и оставлять всё как есть, опять «отойти в сторону», удалиться «под сень струй», на Валгалле или в Югороссии, – уже невозможно. Правильно сказал недавно Новиков – чувство вины и долга не даёт покоя.