— Счастье для тебя, ведь каждый день приближает тебя к родам! Рождение ребенка весной — радость на целый год.

— Не грусти, царица. Придет и твой черед, и ты снова станешь матерью.

Сарасвати проверила гирлянду на прочность и отложила ее на небольшую подушку.

— Все! Подарок для Кришны готов! — Она вздохнула и добавила: — Мое чрево сухо, Мохини, бесплодно уже четыре года, как чрево первой супруги раджи. Столь же сухо, как пустыни, лежащие по ту сторону джунглей. Моя молодость уходит…

Мохини не посмела ответить. В последнее время их беседы сводились к таким вот монологам Сарасвати, печальным, но спокойным. В каком мире она сейчас пребывает?

Порой в ее глазах вспыхивал огонь, который раньше Мохини видела только у мужчин — вернувшихся с охоты воинов или озаренных садху. Действительно, время повлияло на облик Сарасвати. Под глазами появились синеватые тени, тонкие морщинки легли вокруг губ. Но никогда еще Сарасвати не была так красива. Это был расцвет истинной красоты, а не сияние юности в ореоле славы. Голос ее стал тверже, движения — увереннее, в ней чувствовалась скрытая внутренняя сила, пока еще не нашедшая выхода. Мохини подметила, что в том возрасте, когда обычные женщины, включая и ее саму, начинают увядать, блекнуть, терять изящество после нескольких родов или в результате колдовских чар, Сарасвати становилась совершеннее. Конечно, ее груди и бедра уже не были такими упругими, — Мохини обратила на это внимание, когда делала царице массаж, зато линии стали более плавными, мягкими. Глубокая бороздка между грудями, маленькие пухлые подушечки на бедрах — все это гармонировало с ее возрастом, который был преддверием зрелости. Дхарма! Возраст увядания, возраст сдержанности, уже почти двадцать шесть…

— Двадцать шесть лет, мне уже почти двадцать шесть лет, — сказала Сарасвати, будто угадав мысли подруги. — Моя молодость уходит.

Она посмотрелась в зеркальце. Это лицо, этот бурный расцвет: вот что спасает Сарасвати от действия времени. Мохини заподозрила, что за этим стоит чудо, исполненное красоты и боли.

— Чувства распустившегося цветка сильнее чувств бутона, госпожа! — проговорила Мохини.

— Сколько у меня осталось времени? Сколько? Скоро раджа вступит в возраст, когда мужчины предпочитают окружать себя девочками, едва надевшими сари для взрослых. Чем больше серебрятся волосы у мужчин, тем сильнее их тянет к едва оформившимся грудям, к тонким ножкам и плоским животам!

Сарасвати положила зеркальце на ковер.

— Раджа мечтает не о женщинах, царица. Он мечтает только о садах.

— О садах и о войнах.

— Дхарма, Сарасвати. Если его брат нападет, как он грозился, придется защищаться.

Они долго молчали. Сарасвати перекладывала цветы на ковре.

— Война… Я не боюсь войны. Я уже видела ее ребенком. А Годх подобен алмазу. Его невозможно разрушить. Чего мне бояться? Мой сын Гопал красив и силен, ему десять лет, и вот весна возвращается. Завтра раджа пришлет за мной, чтобы отпраздновать Холи на берегу озера, в садах. Пойдем, Мохини, пойдем в сад слушать музыку и играть с попугаями.

Мохини рассмеялась.

— В последние недели у тебя так часто меняется настроение, Сарасвати! То ты угрюма, как небо во время муссона, а мгновение спустя улыбаешься и опять становишься такой же прекрасной, как цветок лотоса!

— Пойдем, Мохини, — Сарасвати помогла подруге подняться. — Пойдем, мне хочется поскорее присоединиться к остальным.

И она побежала в сад. Но это было похоже на бегство: удовольствия, музыка, и не надо больше вопросов. Присутствие Мохини стало докучать ей. Впрочем, как и все обитательницы зенаны. Да и она сама теперь себе не нравилась. Сегодня утром Сарасвати задумалась, не становится ли она похожей на этих стареющих женщин?

А ведь произошла вполне банальная вещь: четырнадцатилетнюю Парвати собираются выдать замуж за двоюродного брата Бхавани. Согласно обычаю, к ней пришли повитухи, чтобы предсказать, будет ли она счастливой супругой, сможет ли благополучно родить сына; в честь такого случая ее торжественно искупали в ванне.

Как и все женщины, Сарасвати тоже пришла посмотреть на девушку. И внезапно почувствовала, что завидует, смертельно завидует этим юным формам, каких у нее уже никогда не будет. Тогда, не стесняясь, Сарасвати настояла на своем праве сделать невесте массаж.

Пока малышка стонала от наслаждения, Сарасвати любовалась изгибами ее тела, словно пыталась ухватить хотя бы частичку этой зеленой юности, удержать ее для себя, ощутить новые силы.

Вечером, увлекая Мохини в сад, Сарасвати позвала и Парвати. Она положила руку на плечо девушки и почувствовала себя сильной. Странное, новое ощущение. Сила прибывала как молоко после родов. Мохини ушла отдыхать, унеся свой живот и свои вопросы.

Вечер был волшебный. В клетке прыгал попугай; принесли наргиле, в чашах подали маленькие бисквиты. В курильнице тлел сандал. Однако все понимали, что спокойствие будет недолгим, что Годх находится на грани войны. На базаре говорят, что брат Бхавани подходит к границам, что он ведет с собой новую армию. Эту новость обсуждали все женщины зенаны, за исключением малышки Парвати: та только и думала что о своем суженом, которого никогда не видела, и о первой ночи, когда он лишит ее девственности. Бедная Парвати. Она и не догадывается, что на следующее утро ее новоиспеченный супруг, вероятнее всего, скажет ей «до свидания», возьмет оружие и взгромоздится на боевого слона. Ведь недаром Бхавани приказал поторопиться со свадьбой. Война. Сарасвати была к ней готова. Под аккомпанемент вины одна из женщин пела рагу о свадхинапатике, супруге, вечно любимой ее господином. В цветнике, под бархатным навесом, юная принцесса, вышедшая замуж в прошлом году, рисовала портрет своего супруга.

Женщины улыбались. Завтра будет великий праздник Холи, возможно, последняя передышка перед войной. Сарасвати сняла руку с плеча Парвати.

— Пора спать, малышка. Будущей супруге нужно как следует отдохнуть.

Девочка послушно отправилась под мраморные своды павильона, где уже зажигали лампы. Сарасвати тоже поднялась и пошла в зенану. На галерее она остановилась и долго, покуда солнце не скрылось за горизонтом, смотрела на черные горы, обрамляющие северную дорогу.

На следующий день с первыми лучами солнца во дворце началась праздничная суета.

— Краски готовы? А разбрызгиватели? Вы не забыли о разбрызгивателях?

Голосок Сарасвати слышался то в одном, то в другом конце зенаны.

— Поспешите! Слоны уже ждут у ворот, они станут беспокоиться, если будут долго ждать под балдахинами. Пошли! Пошли!

— Ты сегодня ожила! — улыбнулась Мохини, отдыхавшая на своем чарпаи.

— Не завидуй нам, Мохини, я оставляю тебе мою служанку, пусть она тебя побалует! Сита тоже останется во дворце, чтобы помочь тебе, если дитя вдруг решит явиться на свет.

— Еще слишком рано… Но я очень устала. Поверь, у меня нет ни малейшего желания ехать с вами на праздник. Я просто удивляюсь, что ты так возбуждена!