Я вернулся в свою комнату, вскипятил в электрическом чайнике воду и, выпив чаю, стал слушать старые пластинки, которые мы с Осимой достали из кладовки. «Blonde on Blonde» Боба Дилана, «White Album» «Битлз», «The Dock of the Bay» Отиса Реддинга, «Getz/Gilberto» Стэна Гетца. Хиты второй половины 60-х. Парень, который жил в этой комнате, – и Саэки-сан наверняка была рядом с ним, – как и я, ставил на вертушку пластинки и слушал. Лившиеся из динамиков звуки, казалось, переносили эту комнату и меня вместе с ней в другое время. В иной мир, где я еще не родился. Слушая эту музыку, я старался поточнее воспроизвести в голове, о чем мы говорили днем с Саэки-сан в ее кабинете на втором этаже.

– Но в пятнадцать лет думаешь, что такое место обязательно должно где-то быть. Надеешься, что сможешь где-нибудь отыскать вход в этот другой мир.

Голос Саэки-сан звучал у самого уха. Что-то опять стучалось ко мне в голову. С необыкновенной настойчивостью.

– Вход?

Я снял с вертушки «Getz/Gilberto» и поставил «Кафку на пляже». Саэки-сан пела:

Девушка в морской глубине –

Голубые одежды струятся и пляшут –

Ищет камень от входа, стремится ко мне

И не сводит глаз с Кафки на пляже.

«Девушка, которая появляется в этой комнате, нашла камень от входа, – подумал я. Она жила в другом мире, где ей оставалось пятнадцать, и по ночам являлась сюда в бледно-голубом платье и не сводила глаз с Кафки на пляже.

И тут я неожиданно вспомнил. Отец рассказывал, что в него тоже как-то попала молния. Рассказывал не мне, просто я случайно наткнулся в каком-то журнале на его интервью. Он тогда еще учился в университете искусств и подрабатывал в гольф-клубе – подносил клюшки. Случилось это после обеда. Во время игры он шел за своим игроком по полю, как вдруг небо потемнело и началась страшная гроза. Молния ударила в дерево, под которым он решил укрыться от дождя. Огромное дерево раскололось надвое, игрок, стоявший вместе с отцом, погиб, а отца в последний момент словно осенило – он умудрился отскочить в сторону и остался жив. Отделался легкими ожогами, волосы обгорели, и еще, в шоке отскочив от дерева, он упал, сильно ударился головой о камень и потерял сознание. Такая история. У отца еще небольшой шрам на голове остался. Вот что я пытался вспомнить, когда стоял на пороге кабинета Саэки-сан и прислушивался к раскатам грома. Именно после того случая, оправившись от травм, отец всерьез занялся скульптурой.

А могло случиться так, что Саэки-сан встречалась с ним когда собирала материал для книжки о пострадавших от молнии? Вполне. После удара молнии не так много людей выживают.

Затаив дыхание, я стал дожидаться ночи. Тучи порвались на куски, разъехались по небу, и деревья в саду стояли омытые лунным светом. Слишком много совпадений. Разные вещи, события, обстоятельства стали быстро концентрироваться в одной точке.

Дело шло к вечеру, пора было заняться поиском ночлега. В Такамацу на вокзале Хосино сходил в турбюро и забронировал номер в рёкане. Тот оказался довольно никудышным, хотя до вокзала было рукой подать. Однако ни Хосино, ни Накату это особо не волновало. Главное – одеяло да место, где спать. Порядки в рёкане были такие же, как в Токусиме: гостям предлагали только завтрак и никакого ужина. Накату это вполне устраивало; кто знает, вдруг его опять сморит и он еду проспит.

Войдя в номер, Наката вновь уложил Хосино на живот, забрался на него верхом и положил руки на поясницу. Прошелся по ней большими пальцами, потом перешел к позвоночнику, внимательно прощупывая каждую косточку, каждый мускул. В этот раз нажимать сильно не стал. Просто водил руками по позвонкам, проверяя, все ли в порядке с мышцами.

– Ну как? Есть проблемы? – с тревогой спросил парень. Он боялся, как бы Наката снова не надавил так, что от боли глаза на лоб полезут.

– Нет. Все нормально. Плохого ничего нет. Все косточки на местах, – сказал Наката.

– Ну и ладно. А то, если по правде, так больно было, что я чуть не одурел. Второй раз не хотелось бы.

– Прощения просим. Но вы сами сказали, что к боли привыкли. Вот Наката и решил посильнее.

– Да уж постарался. Сказать-то я сказал, но во всем нужна мера. Понимать же надо. Да я не жалуюсь. Спасибо, что спину вылечил. Но боль была… Хоть вой. Ты себе представить не можешь. Прямо всего на куски разрывало. Зато потом воскрес, восстал из мертвых, можно сказать.

– Наката был мертвый почти три недели.

Парень хмыкнул, лежа на животе, хлебнул чаю и зачавкал купленной в магазине хурмой.

– Как это тебя угораздило? Три недели?

– Да.

– И где же ты был все это время?

– Наката не помнит. Кажется, где-то очень далеко был, что-то там делал. Но вспомнить ничего не получается – в голове туман. А потом Наката вернулся, у него с головой плохо стало, совсем забыл, как читать и писать.

– Не иначе как там разучился.

– Может быть.

Они помолчали. Хосино готов был поверить любым словам этого старичка, какими бы невероятными и странными они ни казались. Но в то же время где-то в глубине души появилась тревога: стоит ли углубляться в дебри и допытываться, что значит «три недели был мертвый». Как бы не залезть туда, откуда потом не выберешься. Поэтому Хосино решил сменить тему и вернуться к насущным задачам, быть поближе к реальности.

– Ну, Наката-сан, приехали мы в Такамацу. И что же дальше?

– Наката не знает.

– Мы же приехали «камень от входа» искать. Разве нет?

– Ой, совершенно верно. А Наката и забыл. Надо найти камень. Только Наката совсем не знает, где его искать. Все как в тумане, и никакого просвета. Голова дурная, даже такие вещи забывает. Ну что тут поделаешь…

– Тяжелый случай.

– Да уж. Очень тяжелый.

– Но просто так сидеть тут никакого интереса нет. Толку не будет.

– Вы правильно говорите.

– Я вот что думаю. Наверное, первым делом надо людей поспрашивать. Нет ли здесь где-нибудь такого камня.

– Если вы так говорите, Хосино-сан, Наката согласен. Давайте разных людей спросим. Наката не гордый, он привык все спрашивать, у него же своя голова плохо соображает.

– У моего дедули присказка была: спросить – не стыдно, стыд на всю жизнь – не спросить.

– Полностью с вами согласен. Со смертью исчезает все, что знаешь.

– Ну, это вроде из другой оперы… – почесал голову парень. – Да ладно, пускай… Ты хоть представляешь, что это за камень? Какого он размера? Какой формы, цвета? Какая от него польза? Если ничего про него не знаешь, что тогда спрашивать? «Не видали где-нибудь поблизости камень, который у входа лежит?» Никто же ничего не поймет, да еще подумают, пожалуй, что мы психи. Так?