— Мне кажется, они просто хотели дать нам понять, что они здесь хозяева, но в конце концов обнаружили, что это не так, — произнесла Аня. — В первый день мы вступили с ними в контакт, и вели они себя враждебно. — «Боже, что мне делать? Сказать ему? А может быть, он уже знает?» — Сержант Матаки ударила одного из них. Но у нее была на это веская причина.

Хоффман замедлил шаг:

— Насколько веская?

— Этот человек толкнул ее. — Нет, это ничего не объясняло. — Сэр, вам известно, что ее изнасиловали трое бродяг?

Хоффману это явно не было известно. Он замер на месте. Он даже не посмотрел на Аню, хотя обычно реагировал на любые новости, сверля собеседника взглядом, способным продырявить стальной лист.

— Этого я не знал, — произнес он. — И насильники здесь, на острове?

Аня занервничала. Она хотела хоть как-нибудь успокоить его — он побледнел так сильно, что напугал ее.

— Все не так просто.

— Мне нужно знать все. — Против обыкновения, он даже не разразился потоком ругани. Он был определенно потрясен, кровь отхлынула от его лица. — Матаки и я — старые друзья. Вы понимаете? Я сам возьму «Лансер» и пристрелю того, кто хоть пальцем осмелился ее тронуть.

— По-моему, она уже разобралась с двоими, сэр. — «Зря я все это затеяла. Нужно было оставить такой разговор Маркусу». — Простите, я не знала, что вы настолько близки. Мне следовало сообщить это более… осторожно.

— Я чертовски рад, что вы все мне сказали, Аня, — ответил Хоффман. — Потому что она ни за что не сказала бы. Остальное предоставьте мне.

Он пошел прочь, качая головой и сжимая кулаки. Аня решила не подливать масла в огонь и не упоминать о лодке, которая заинтересовала Берни.

Когда Гавриэль встретил их в мэрии, полковник, казалось, снова превратился в прежнего Хоффмана — прямолинейного, делового военного.

— Итак, некоторые из ваших сограждан считают, что мы станем у них занозой в заднице, — начал он, развернув стул спинкой к себе и усевшись на него верхом. — Так вот, мы еще не скоро появимся у вас на пороге. У вас есть буферная зона шириной в семьдесят километров. Но Председатель не потерпит возникновения сегрегации и запретных зон на территории КОГ. Некоторое общение необходимо.

Казалось, Гавриэль был даже пристыжен.

— Думаю, они боятся перенаселения и вспышек насилия. Нехватки продуктов. Некоторые еще помнят Маятниковые войны, и, судя по тому, что говорит лейтенант Штрауд, это были, так сказать, цветочки.

— Гавриэль…

— Пожалуйста, называйте меня Льюис.

— Льюис, мы пережили войну на уничтожение. Разве мне нужно вам что-то объяснять? Черт побери, мы ведь не животные. Мы не бродяги. Мои люди — дисциплинированные солдаты, а гражданское население подчиняется законам военного времени. Это не толпа грабителей, которая испортит ваше комфортабельное существование.

— Я это понимаю, полковник.

— Напомните им, что этот городок существует только потому, что ВМФ КОГ оплатил их пребывание здесь, на своей военной базе.

Аня поморщилась. Гавриэль ей нравился, и она надеялась, что он понимает: в упреках Хоффмана нет ничего личного.

— И как, по-вашему, мы сможем достичь интеграции, полковник? — спокойно спросил Гавриэль.

— Точно так же, как любое общественное животное привыкает к жизни в новой стае. Постепенно. Мы отправим небольшие группы наших людей посетить Пелруан, а Пелруан отправит своих жителей посмотреть, как живут на Вектесе. В конце концов любой человек сможет ходить куда угодно. Но это будет единый остров, единая нация. Председатель Прескотт настаивает на этом. Он попросил меня передать приглашение членам вашего городского совета посетить военно-морскую базу и познакомиться с нашими представителями, когда они прибудут сюда.

Гавриэль не нуждался в поучениях. Несмотря на пятнадцатилетнюю изоляцию, этот человек по-прежнему считал себя государственным служащим КОГ; такого же мнения придерживались многие его соседи. Но не все; и Ане оставалось лишь гадать, в какой момент началось это разделение.

«И кто здесь новое животное, а кто — стая? Вот в чем проблема».

Возможно, когда они увидят, как мало повлияло возникновение нового города на другом конце острова на их повседневную жизнь, они успокоятся.

«И я постараюсь преподать им всем урок истории, черт побери! Они должны понять. Почему мы обязаны оправдываться перед ними после всего, что нам пришлось пережить?»

Аня чувствовала, что позволила себе поддаться негодованию, чувству обиды. Вот как просто это было, вот как просто это начиналось. Но теперь она твердо знала, какой цели ей предстоит достичь в ближайшем будущем. Возможно, она никогда не станет образцовым солдатом, в отличие от своей матери, но она умеет организовывать и анализировать — и она заставит людей понять.

— Военное положение, — наконец произнес Гавриэль. — Теперь это применимо ко всем нам, так?

— Да, — подтвердил Хоффман. — Акт об обороне действует до сих пор. — Он взглянул на часы. — Но ваша обычная жизнь от этого никак не меняется, Льюис; только теперь мы будем патрулировать город — и фермы. Это должно успокоить ваших людей.

— Некоторые увидят в этом признаки давления, но мы постараемся это уладить.

— Возможно, так оно и есть. Жизнь в обществе — улица с двусторонним движением. Поэтому нам придется это уладить.

Аня снова поморщилась. Хоффман никогда не был дипломатом, а в политике на честности далеко не уедешь. Теперь он хотел пройтись по городу.

— Пора им привыкать к моему виду, — говорил он, — потому что теперь мне отвечать здесь за все. Я это нутром чую.

— Это действительно приятное местечко, сэр.

Само понятие «приятное местечко» превратилось в нечто почти забытое. Аня вспомнила себя несколько недель назад, когда она думала, что Порт-Феррелл — лучшее, что у них есть, и что не осталось больше райских уголков за далекими границами, где еще доступна маленькая роскошь. Теперь она прибыла в один из таких райских уголков. Ее понятия о роскоши сильно изменились за годы войны, но свежая пища, тихий бар и чистые простыни наконец-то стали реальностью.

«И никаких червей».

К этому было труднее всего привыкнуть. Каждый человек по-прежнему продолжал жить в страхе перед чудовищами.

Несколько домов были повреждены во время пожара, но рабочие уже устанавливали лестницы, стучали молотками, пилили и чинили. По городу распространились слухи о прибытии Хоффмана, и люди вышли на улицы поглазеть. Полковник выглядел как всегда — агрессивный, суровый солдат, никакого шарма; он вел себя словно на инспекционной поездке, осматривал все и отпускал одобрительные замечания насчет хорошего состояния домов. Аня уже боялась, что он пойдет до конца и прикажет какому-нибудь незадачливому домовладельцу сделать двадцать отжиманий за беспорядок во дворе.