В такие минуты Ирис становилось страшно. За прошедшие годы особняк и правда растерял былое величие и от него оставались одни стены, но пугало ее другое. Она сидела рядом с Виттором, держала его за руку, утирала его злые слезы, гладила по спине и шептала:

– Нельзя говорить так. Нельзя. Это же твоя мама. Она вылечится. Вот увидишь. И все будет хорошо.

– Не хочу, чтобы она вылечивалась! – взрывался он, отпихивая ласковые руки Ирис. – Почему я должен ждать! Это мои деньги! Это мое наследство! Хочу жить, как все нормальные люди, а не давиться за кусок хлеба! Почему твоя мать не может просто ее упокоить? Она же ведьма! Вот пусть и сделает ведьминское дело.

Однажды Ирис не выдержала и передала эти слова своей маме.

– Ты могла бы убить нашу хозяйку? – спросила она, когда они вечером сидели вдвоем у камина и расчесывали друг другу волосы перед сном. – Не из плохих побуждений, а из жалости. Ты же видишь, как она мучается. Ты излечиваешь ее, причем ценой собственного здоровья, вон посмотри, какая сама худая стала, а ей через месяц-другой снова становится хуже. И все сначала. От этого все страдают.

– Не все, – вдруг тихо ответила ее мать, сложив на коленях натруженные, перевитые прожилками вен руки. – Мы же с тобой не страдаем.

На мгновение Ирис потеряла дар речи. Она уставилась на мать, приоткрыв рот, а та с извиняющейся улыбкой погладила ее по щеке.

– Если наша хозяйка вылечится, мы больше не будем нужны этому дому, доченька. Если она умрет – в нас опять же перестанут нуждаться. Где бы ты жила сейчас, если бы не она? В лачуге с крысами? Ела бы прогнивший картофель? Бегала бы со шпаной? Посмотри на себя, ты одета не хуже лаэрды, ты обучена почти как лаэрда и практически покорила сердце молодого хозяина. Тебя ждет блестящее будущее, моя девочка.

Ирис моргнула, ощутив, как земля уходит из-под ног.

– Мама, что ты такое говоришь… – прошептала она. – Никакая я не лаэрда. Мне даже школу пришлось бросить.

– Но ты проучилась в ней достаточно, – парировала мать, – а остальное догонишь позже. Ты ведь сообразительная у меня. Хозяйка выздоровеет, когда ты станешь совсем взрослой и устроишь свою жизнь.

– Мама, на что ты меня толкаешь, – покачала Ирис головой, – ты же сама не такая! Ты же никогда с людей денег не брала, а теперь убеждаешь меня использовать семью, которая отнеслась к нам по-доброму.

– Ради тебя я такой стала, – посуровела ее обычно нежная и отзывчивая мать. – Когда увидела, как тебе здесь нравится, как ты счастливо смеешься, какой кругленькой и румяной стала, и вспомнила, какой тощей и замученной ты была… вот тогда я и поняла, как ошибалась. Ради ребенка женщина еще и не на такое пойдет. А мы с тобой не просто женщины. Мы – ведьмы.

Мать взяла руки Ирис в свои и повернула их ладонями вверх, положив себе на колени.

– Запомни, доченька, для ведьмы нет доброй и злой стороны. В одной руке она всегда держит белую нить, а в другой – черную. И по своему желанию этими нитями управляет. Неважно, какую из них ты потянешь сегодня, а какую – завтра. Ты всегда будешь той, кто ты есть, потому что в тебе поровну и того, и другого.

– Ты имеешь в виду… – Ирис сглотнула, – что можешь и лечить, и убивать? По своему желанию?

И ее мать как-то грустно улыбнулась.

Через несколько дней хозяйке дома в очередной раз стало лучше. Она смогла сама встать с кровати, при помощи служанки оделась в нарядное белое платье, вышла в сад, где долго сидела в шезлонге, подставляя лицо солнцу и любуясь порхающими бабочками. Заметив Ирис, подозвала ее к себе, заставила присесть у ног на траву и гладила прохладными пальцами ее лицо.

– Я знаю, что ты любишь моего сына, – говорила она, очерчивая скулы Ирис, ее нос и брови, – ты красивая девочка. В твоих руках он будет счастлив. Береги его, раз я не могу. И тысячу раз спасибо твоей маме, что вы стали частью моей семьи.

Ирис смотрела снизу вверх на измученную волчицу с бледной синюшной кожей, сухими губами и такой тоской и жаждой жизни во взгляде, и мучительно хотела вскочить и убежать прочь. И убежать не могла, только держала чужую тонкую невесомую руку с пергаментной кожей и отвечала что-то невпопад.

На следующий день хозяева вместе с матерью Ирис засобирались в поездку к минеральным и сероводородным источникам, расположенным на побережье. Обеим женщинам требовалось отдохнуть и восстановить силы, а отец Виттора решил их сопровождать, чтобы обеспечить безопасность. Ирис дождалась, пока чемоданы запакуют, а потом объявила, что тоже уезжает. Учиться. В дарданийские монастыри.

Она не слушала уговоров и просьб, а на все вопросы лишь отвечала, что там ей позволят обрести профессию, причем бесплатно. Матери едва удалось уговорить Ирис дождаться ее возвращения. Это была единственная уступка, в которой она не смогла отказать любимой родительнице.

Виттора новость просто раздавила.

– Ты бросаешь меня! – рявкнул он, когда взрослые отбыли на вокзал. – Предательница! Мерзавка! Побирушка и шваль!

Он стремительно пошел вверх по лестнице, оставив Ирис внизу, а через несколько минут хлопнула дверь его спальни. Через полчаса Виттор спустился вниз и куда-то уехал, не удостоив ее и взгляда. А вечером завалился домой в компании друзей.

– У меня ведь был день рождения недавно, – объяснял он громкоголосым и уже подвыпившим парням, – но мы его не отмечали и знаете почему? Якобы у нас нет денег! Но если у моей мамаши есть деньги кататься по курортам, то уж один маленький праздник карман моего папаши выдержит!

Ирис спряталась в свою комнатку и боялась выходить. Она понимала, что Виттор обижен, и после стольких лет дружбы ее внезапный отъезд наверняка и был предательством. Но что она могла ему объяснить? Что ей невыносимо видеть его больную мать, зависшую на волоске между жизнью и смертью? Что ей не хочется держать в руках белую и черную нити и выбирать за какую тянуть? Что ее мать права, и она мечтает выйти замуж за Виттора? И боится, что ее сердце не выдержит того, что он не видит ее своей женой?

В особняке грохотала музыка, слышались пьяные голоса и смех, а вскоре к ним добавились и протяжные женские стоны, и Ирис зажала ладонями уши и закрыла глаза. Ей казалось, что Виттор продолжает кричать ей в лицо: «Ты бросаешь меня! Ты бросаешь! Бросаешь!»

Она вздрогнула, ощутив чужое присутствие в комнате, и увидела, что он сам стоит на пороге. Пьяный, с перекошенным злым лицом и сверкающими серебристыми глазами. Он схватил ее за руку и потащил в гостиную, где собрались друзья. Оказалось, что те успели пригласить нонн, и теперь предавались утехам. Шампанское, вино, коньяк и виски лились рекой. И посреди всего этого Виттор вывел Ирис, крепко держа ее за руку.

– А давайте устроим аукцион! – предложил он. – Благотворительный! Кто больше даст за девственность моей подружки, тот ее и получит! Прямо здесь! А я хотя бы окуплю расходы на сегодняшний праздник.

Его предложение с воодушевлением поддержали, в крови парней закипел азарт вперемешку с алкоголем. Ирис в ужасе дернулась, но ее уже окружили и принялись выкрикивать цену. Нонны аплодировали и поддерживали участников. Суммы росли как на дрожжах, в воздухе звенели все новые цифры и когда, наконец, ставка взлетела до небес, и повышать ее было уже невозможно, наступила тишина.