– Это что, – тяжело вздохнул старик. – После революции большевики организовали в монастыре лагерь особого назначения. Именовался «СЛОН». Народу уморили там немеряно.

– Про это я слышал, – нахмурился Дим. После чего они надолго замолчали…

Как-то сделав небольшой крюк в Пицунду, в санаторий, где завершала лечение Мария Михайловна, сын организовал ей на «Захарке» увлекательное путешествие в Москву. В другой раз он захватил с собой в южный рейс маминого брата – дядю Мишу. Того самого, который еще в 42-м году так неосторожно точно предсказал весь последующий ход войны, за что и провел часть своей жизни в Ухте, в лагере. Теперь племянник, сам нахлебавшийся гулаговской баланды до изжоги, отогревал заметно сдавшего дядьку оздоровительной поездкой по Черноморскому побережью Кавказа и Крыма. Днем ехали, под вечер выбирали местечко поуютней у моря и ставили прихваченную с собой палатку. Затем купались и загорали, готовили на примусе незамысловатый ужин. После него, сидя на берегу под пушистыми звездами, прихлебывали из кружек полюбившийся на северах чифир и слушали шорох прибоя.

В середине 50-х – начале 60-х умело подгоняющий своего железного коня Димыч попутно объехал и навестил многих своих бывших однополчан. И живых, адреса которых ему удалось установить. И тех, кто лежал в братских могилах, не дожив до Победы, или скончался позже в муторные послевоенные годы. Судьба у живых сложилась по-разному.

Живший в Курске и пивший «горькую» бывший Герой Советского Союза и помначшта батальона Мишка Сысоев в 1950-м был арестован органами госбезопасности по обвинению в связях с «изменниками Родины и американскими шпионами». Поводом стали фотографии с американскими солдатами, сделанные в победном мае 45-го и выбитые показания двух сослуживцев. Особым совещанием при МГБ СССР по статьям 58-1 пункт «б» и 58–10 части 1 УК РСФСР он был приговорен к 15 годам лишения свободы. Из лагерей вернулся в 56-м, в связи со снижением срока заключения. К слову, спустя девятнадцать лет, по ходатайству его фронтовых друзей, в числе которых был и Дим, Сысоев был полностью реабилитирован с восстановлением в высоком звании и всех прочих заслугах перед Родиной.

А вот ко второму Герою – Мише Ашику, с которым Дим встретился в Ленинграде, судьба благоволила. После войны волею судеб интеллигент до мозга костей и полиглот, Ашик продолжил службу в МВД, где закончив специальные курсы попал на Колыму в должности старшего оперуполномоченного отдела контрразведки Магаданского управления. Встреча боевых друзей была теплой и сердечной, но когда во время застолья у него дома бравый майор узнал о Колымской эпопея Дима, то потемнел лицом и долго молчал. А потом тихо сказал: «Если бы мы встретились тогда, у меня был бы разрыв сердца».

Уверенно шла по жизни и Дуся Завалий. После войны «фрау Черная смерть» жила в Киеве, работала директором гастронома и растила вместе с мужем двух детей. Найдя свое материнское счастье.

Навестил Димыч и город воинской славы Севастополь. В одном из рейсов в Крым, куда ездил за массандровскими винами для столицы. В последний раз он видел только то, что осталось от главной базы Черноморского флота после штурма: обожженные каркасы и развалины домов, школ, больниц и музеев, остатки железной дороги, вокзала и мостов, а в бухтах – торчащие со дна стрелы затонувших плавкранов, затопленные корабли и остов крейсера «Червона Украина». Теперь город возродился в своей первозданной красе. Словно птица Феникс из пепла.

Радовали глаз кварталы утопающих в зелени новых домов, интерьеры площадей и широта проспектов, на Приморском Бульваре гуляли толпы отдыхающих, в бухте у набережной гордо высился памятник погибшим кораблям. Как прежде. А в базе стоял новый Черноморский флот. Мощный и обновленный. На гафелях крейсеров, эсминцев и сторожевиков гордо реяли флаги, по фарватеру, в сторону моря, тенью скользила подлодка.

– Твою мать! – восхищенно сказал Дим, оглядывая с нагорья величественную панораму и вдыхая живительный морской воздух. Рядом у обочины дороги, ведущей вниз, к заливу, побулькивал радиатором уставший «Захарка». Чуть позже, въехав в черту города, грузовик проследовал по улице Генерала Мельника и Лабораторному шоссе, направляясь к юго-восточной окраине Севастополя. Не имея запаса времени совершить экскурсию по городу, Дим решил навестить Сапун-гору и покоящихся там ребят из 83-ей бригады морской пехоты. У ее подножия он припарковал «ЗИС» в одном из придорожных «карманов», после чего вышел из кабины и неспешно пошагал вперед. Настраиваясь на встречу.

Еще в 44-м, сразу после освобождения главной базы флота, командование Приморской армии установило на вершине горы скромный памятник погибшим при ее штурме бойцам и командирам. Вместо памятника взору поднявшемуся на вершину Диму открылся тридцатиметровый обелиск, одетый в светлый гранит, на плитах которого были выбиты номера частей и соединений, освобождавших Севастополь.

– Здорово ребята, – отвердев лицом, склонил голову перед мертвыми. Ответом был свист ветра в вышине, запах степной полыни и вселенская тишина горных отрогов. Проведя в молчании полчаса и прочтя фамилии двухсот сорока Героев Советского Союза, удостоенных этого звания за освобождение города, Дим нашел там знакомые имена и вспомнил уже ставшие тускнеть образы.

– Ну, отдыхайте, – тихо сказал, еще раз обведя глазами обелиск. – До встречи…

Над страной веяли ветры перемен.

Упокоился в мавзолее рядом с вождем мирового пролетариата «отец народов», организатор всех побед и вершитель судеб товарищ Сталин, в результате политических интриг был низвергнут сменивший его на посту Генсека, обличитель культа Хрущев, и на Кремлевский олимп вознесся Леонид Ильич Брежнев.

В отличие от своих предшественников-волюнтаристов, он был детерминистом, и Страна Советов перешла с галопа на более спокойный темп развития. А еще Леонид Ильич объявил учрежденный еще в 1945 году Сталиным и им же запрещенный праздник День Победы выходным днем и повелел отмечать его как должное. Парадом, возложением венком на могилы павших солдат, а заодно народными гуляниями. Очень уж любил будущий Генералиссимус и многократный Герой боевое прошлое. В первую очередь – свое. Что и описал в будущих же мемуарах. Желание нового Генсека Партией тут же было воспринято как идеологическое и Страна вступила в период юбилеев, памятных дат и вечеров воспоминаний о Великой Отечественной. Появились мемуары высших военачальников, художественная литература о войне, теле – и радиожурналистика по теме.