Начало уже темнеть. Сталин пошёл в избу. Я решил, что он пошёл спать, так как время было около 9 часов вечера. Я проинструктировал пограничников из охраны тыла, а сам пошёл прилечь, так как утром выезжаем в Москву.

Сколько спал, не знаю, наверное, не более 20 минут, как меня Ефимов начал трясти за рукав и говорит: «Зовёт Хозяин», — так охранники звали Сталина. Я ему говорю, так он же пошёл спать. — «Нет, он ждёт вас». Я быстро пошёл. Смотрю, во дворе стоит Сталин и одну руку держит за спиной.

Я подошёл и сказал — прибыл по вашему приказанию, и приложил руку к козырьку кепки (я был в гражданском костюме, косоворотка и кепка). Сталин посмотрел на меня сердито: «А чего вы козыряете?» — «Я военный человек, т. Сталин», — отвечаю ему. «А я гражданский, по-вашему?» — «Нет, вы тоже военный», — отвечаю ему. Сталин: оштрафовать вас за непочтение к старшим.

Затем вынул из-за спины бутылку коньяку и наливает мне рюмку. Затем говорит: «Будьте здоровы, т. Серов, вы хорошо потрудились, спасибо», — и подаёт мне рюмку.

Я отвечаю: «Большое спасибо, т. Сталин, за внимание, но пить не могу». Сталин: как так, почему?

Я отвечаю, что я при исполнении служебных обязанностей, поэтому не могу. Сталин: «А я, что, по-вашему, гуляю, а не исполняю служебные обязанности?»

Я отвечаю: «И вы работаете». Т. Сталин: «Тогда оштрафовать вас ещё раз». Ну, я упёрся и говорю: пить не буду, завтра рано вставать, а сам думаю, я за всю войну рюмку коньяку не выпил, а тут разве буду пить?

Я увидел, около угла стоял Хрусталёв, хороший сотрудник охраны. Его старший брат охранял В. И. Ленина. И говорю: «Вон стоит, т. Сталин, Хрусталёв, он здорово может выпить». Тогда т. Сталин подозвал Хрусталёва, тот принял рюмку, выпил до дна, крякнул, поблагодарил т. Сталина и отдал обратно рюмку. Я сразу за угол дома и таким образом избежал этой неприятности. Когда Сталин ушёл спать, я сменил Хрусталёва на посту, так как его начало уже развозить.

В 8 часов утра я пошёл разбудить т. Сталина. Он лежал в кровати не раздеваясь. Сам я вышел во двор. Затем вышел т. Сталин, подошёл ко мне и говорит: «А что вы дадите хозяйке этого дома за то, что мы тут жили?»

Вообще говоря, я ничего не хотел ей давать, так как она не хотела нас пускать, но подумал и говорю: дам 100 рублей. (У меня в кармане было всего 100 р.) Т. Сталин говорит: «Мало этого». Я: «Так мы же прибрали ей двор, вымыли полы, убрали грязь, а не она это сделала». Т. Сталин: «Отдайте ей продукты, мясо». Я: «Хорошо». Т. Сталин: «Фрукты отдайте». Я уже не мог выдержать и рассказал, как она не хотела пускать. Т. Сталин: «Ну, ладно, отдайте, и вино если есть». Я: «Хорошо, отдам».

Когда подали машины для отъезда, несколько стариков, крестьян, женщин подошли и увидели т. Сталина. Он, садясь в машину, поприветствовал их. Они радостно замахали руками.

На ж/д станции я посадил их в поезд, попрощался и поехал «расплачиваться» с хозяйкой. Она подошла ко мне и говорит: «Так ведь это же т. Сталин был». Я говорю: «Да».

«Так пусть он у меня живёт, сколько хочет. Я ведь не знала, что это Сталин». Ну, я расплатился с ней, как обещал Сталину, и поехал на аэродром для вылета в Москву[175].

В Москве позвонил генералу Власику, чтобы ехал встречать на вокзал Сталина. Оказалось, что в Москве никто из членов Политбюро не знал, где находился в эти дни Верховный.

В тот же день вечером, согласно приказу Верховного Главнокомандующего Сталина, был произведён салют в ознаменование победы над фашистами, от которых освобождены Белгород и Орёл[176].

Было произведено 12 залпов из 24 орудий поздно вечером.

Уже октябрь 1943 года. На фронтах дела идут прекрасно. За 1943 год двинулись на некоторых участках до 500 км. Везде громят фрицев.

В октябре наконец-то выгнали немцев с Таманского полуострова.

В октябре меня предупредили, что в ноябре в Тегеране будет конференция союзников — Сталин-Рузвельт-Черчилль, чтобы я готовился к полету в Тегеран. Это хорошо, что все-таки договорились провести конференцию «трех» поближе к нам, в Тегеране[177].

Я стал подбирать людей для поездки в Тегеран и продумал предварительный план обеспечения нашей делегации в Тегеране.

После освобождения Киева Красной Армией 8 ноября 1943 года Хрущев был в Москве и позвонил мне, пригласив на обед. У него была квартира на ул. Грановского.

Я приехал, поговорили о фронтовых делах, сели обедать, и за обедом мне он рассказал о том, что вчера он после заседания Политбюро, на котором было решено, чтобы Хрущев уже занимался Украиной[178] (он был членом ВС фронта), рассказал следующее.

В связи с этим решением он просил Сталина вернуть на Украину Серова наркомом внутренних дел, так как он там уже все знает, является членом Политбюро ЦК КП(б)У, депутатом Верховного Совета от Украины. Сталин подумал и говорит: «Серов — русский. Найдите для этой работы украинца».

Затем, когда стали расходиться, то Хрущев пошел по коридору вместе со Сталиным и опять стал просить вернуть Серова. Сталин строгим голосом сказал: «Идет война. Серов нам здесь нужен». «На этом, — продолжал Хрущев, — и закончился разговор о вас».

Я, правда, не знал, как реагировать на это, но сказал, что на Украине было бы легче сейчас работать. Хрущев согласился со мной.

Одна из самых мрачных страниц как в истории войны, так и самого Серова, связана с массовым выселением народов, обвиненных Сталиным в поголовном предательстве. Отныне наряду с врагами народа в СССР появлялись и народы-враги.