на пляшущие в лучах света пылинки в коридоре второго этажа, а потом заметила прежде невидимую дверь. К этому моменту второй этаж был тщательно изучен, но двери я не помнила.

Лестница, похрустев шестеренками, опустилась, я осторожной гусеницей сползла вниз (вообще-то съехала на заду, протерев платьем ступеньки) и как ребенок, ожидающий подарок к новогодию, вошла в… детскую. И сразу поняла — родители сюда не входили. Сюда никто не входил так долго, что у меня перехватило дыхание, когда дом поделился ощущением времени. Я будто вновь посмотрела на плетенку с красными камнями.

Очень светло и очень красиво, как вышивка белым по белому. Сначала не видишь, но стоит свету упасть под другим углом — невозможно оторваться. Низкое кресло, почти кровать, с подушками, столик, комодик и плетеная колыбель, привязанная к потолку. Единственным темным и живым в этом уголке замершего времени, сразу приковавшим взгляд, была орхидея, вросшая в раму окна. Вода, должно быть, попадала к корням снаружи, а света было достаточно. На коротком одеревеневшем стебле неподвижно висели два трехлепестковых темно-пурпурных, практически черных цветка.

В полной прострации я закрыла дверь и пришла в себя снова на мансарде с мокрым лицом и в обнимку со старым одеялом. Мысленно пожурила себя за разведение сырости, сунула руку под стопку полотенец, проверяя, на месте ли старая гранатовая бусина, которую я не стала надевать и носить, как прежде носила, и ссадила палец, наткнувшись на ободок ловца. Они прибились друг к дружке, хоть я и разложила их по разным углам полки. Заглядывать, чтобы отделить сокровище от сомнительного дара, не рискнула, слишком уж впечатления от плетенки… запутанные. А одеяло забрала, чтобы просушить и выстирать. Оно все равно уже ничем не пахло.

Глава 4

Сначала Мелитар и Эверн много времени проводили со мной, словно дежурили по очереди. Ирья — чаще. Про меня и Ромиса и так вся община шепталась после случая с ночной беготней, недоумевая, отчего мы и вместе не живем и другим авансов не делаем. Матушка Алиши только ухмылялась. Она почти сразу рассказала мне о своем общении с домом и о ритуалах “кормления”, словно перед хозяйкой отчиталась. Так оно и было. Я нашла документы на дом и два приложения к договору собственности: дарственную, оформленную Лайэнцем Феррато на имя родителей, и акт передачи по праву наследования, вступающий в силу сами понимаете при каких обстоятельствах. На последнем не было печати регистрации. Ни ирийской, ни нодлутской. Потому я так и осталась в неведении. Но все оказалось к лучшему. О доме не знали.

Мне стоило закрепить свое право владения, отдав часть себя, то есть поделиться кровью с духом дома. В лавке в Нодлуте был подвал с проросшим хаулитовым зерном, а здесь я подвала не нашла. Дом до чесучих мурашек у меня под кожей смеялся, пока я искала, как пробраться в его корням. В итоге я, полыхая и сыпля искрами с волос, выскочила наружу, пнув каменную подошву ботинком. Потом подумала. Потом сообразила. Основание дома и было корнями. Огромная глыба хаулита, потемневшая снаружи, но если как следует поскрести, камень светлел, обнажались тонкие, похожие на сосуды, черные прожилки. Ирья Мелитар сказала, что орки верят, будто хаулит обладает душой сам по себе и рассказала сказку про бродягу, который продал доставшуюся в наследство хаулитовую сферу, лишился души и стал отбирать чужие, потому что не хотел умирать.

Как я и обещала себе и дому в свой первый день здесь — занялась починкой всего. Постепенно. Посильная помощь в лице сосватанных Мелитар местных крылатых и бескрылых умельцев, отчего-то исключительно не обремененных отношениями, едва не в очередь выстроилась — всем было любопытно посмотреть на дом изнутри.

Так я ремонтировала лестницу вместе с удивительно терпеливым иром Аристом — он ругнулся всего один раз, когда я уронила ему на руку молоток, который мне доверили подержать. Чистила водостоки и меняла черепицу с иром Мертцем — он деликатно страховал меня крылом на пологом навесе крыльца и собственноручно и на собственных же крыльях снимал оттуда, поскольку я нечаянно сбросила сначала лестницу на землю, а потом щетку на ира Мертца. Я подавала красные шершавые кирпичи, когда веснущатый ир Бешет поправлял каминную трубу. Ему я ничего на руки и другие части тела не роняла, но извела вопросами о том, когда у ирлингов начинают расти перья и каково летать в первый раз. Печных дел мастер был молод и, по моему мнению, очень хорошо помнил все это. Бедняга отчего-то смущался, сам все ронял, так что подавать мне приходилось часто, краснел, как только умеют рыжие, и ремонт трубы затянулся.

Все же крылатые ирийские мужчины — у девушек крыльев нет — это нечто. И невероятно красиво и… жгучая зависть. Руки так и тянутся потрогать перышки. Впрочем, по ощущениям (да, Бешету в тот день досталось) оказалось точно так же, как когда я папины в его вороньем облике трогала, а потом замучила спрашивать, куда девается все остальное за вычетом вороньего веса. Помню, мама громко смеялась и даже всхрюкивала и всхлипывала в диванную подушку после того, как я предположила, что случайно оброненные в полете перья равны недостающим деталям туалета при обороте в человеческий (ведьмаческий!) вид.

Помощник из меня был, как мамина реакция на оборотные теории — и смех, и слезы, но дом не давал себя касаться, если я не принимала хоть какого-нибудь участия. Иногда даже просто постоять рядом было достаточно или пригласить войти, как вампиров из маминых рассказок. Дом только ирью Мелитар впускал и то, наверное, потому, что она его кормила столько лет и разговаривала с ним, хоть и слышала едва ли половину из сказанного. Еще Эверна, позволяя вампиру точить когтищи о столбик перил и шнырять через задний двор на кухню. Там у меня в охотку перехозяйничали с полдюжины мастериц по обедам, но никто так и не прижился. Подозреваю, они стремились туда не ради меня, а ради часто навещающего эту часть дома симпатичного плечистого Стража. Пришлось самой как следует знакомиться с плитой и сковородками. А также заниматься прочими бытовыми делами и заботами, от которых я за время путешествия умудрилась очень быстро отвыкнуть.

Мне мечталось, что когда закончится канитель с карантином и в долину вновь потянутся отдыхающие и любопытные, можно будет устроить в доме что-то вроде гостиницы. Если упрямый дом не прекратит всеми правдами и неправдами отваживать визитеров. В первое время, когда я приходила в себя, это было хорошо, а затем стало