– Я хочу, чтобы ты вернулась во дворец и там ждала меня. Я пошлю Майкла проводить тебя.

– Я бы предпочла остаться с тобой, – сказала Джиллиана.

– Пожалуйста, – взмолился Грант, отстраняясь и сжимая ее руки.

– Ну хорошо, – уступила она, – если ты настаиваешь. Но может, я все же могла бы чем-то помочь?

– Нет, никто из нас не может сейчас ничего сделать.

Джиллиана ничего не сказала, лишь наклонилась и обняла его.

Наконец Грант поднялся.

– Возвращайся во дворец и жди меня. Мне надо еще кое-что сделать.

Джиллиана казалась встревоженной.

– Грант, пойдем со мной.

– Я приду не позже чем через час.

Грант видел, что не убедил ее, когда, приостановившись в дверях комнаты Лоренцо, он оглянулся и посмотрел на Джиллиану. Он не признался ей в своих внезапных и ошеломляющих подозрениях. Не потому, что не доверял ей, а потому, что не хотел причинять боль.

Грант повернулся и размеренным шагом пошел по коридору. Мозг восставал против его мыслей, но было попятно, что умозаключения его вполне логичны и имеют смысл.

Он не дал себе труда постучать, просто прошел мимо лакея, взглядом отсылая его прочь. Затем стремительно вошел в Цветочную комнату и захлопнул за собой дверь. Только здесь он успокоился настолько, чтобы устремить взгляд на свою мать.

– Ты так сильно ненавидела его?

Графиня отложила свое рукоделие и подняла глаза на сына. За последний час ей удалось взять себя в руки. Слезы по Лоренцо иссякли, и самообладание вновь вернулось к ней. Но Грант отметил, что ее не обескуражил его вопрос.

– Твоего отца? – спросила она. – Разумеется, я ненавидела его. А какой бы порядочный человек не ненавидел? Но я еще и любила его и всегда буду молить Бога простить меня за это.

– Неужели ты настолько ненавидела его, что могла поощрять убийство его детей? Покрывать их убийцу? Замышлять недоброе против меня?

– О чем ты говоришь?!

– Доктор Фентон. Он убил моих братьев.

Теперь она явно была потрясена. Ее рука метнулась к груди, словно стараясь успокоить сердцебиение.

– Он не мог.

– Почему ты защищаешь его даже сейчас?

– Защищаю его? О чем ты?

– Ему было достаточно легко отравить Эндрю и Джеймса. Он же был их доктором.

Графиня откинулась назад и устремила жесткий взгляд на сына. После долгой паузы она заговорила:

– Зачем бы он стал причинять мне такую боль? Особенно когда приложил столько усилий, чтобы выгородить меня?

Теперь настала очередь Гранта прийти в замешательство. Но прежде чем он успел задать вопрос, его мать встала, увеличив расстояние между ними. Не глядя на него, она устремила взгляд на картину на стене, словно в букете цветов заключался для нее какой-то ответ.

– Я не понимаю, – сказал Грант.

– Знаю, что не понимаешь, – вздохнула его мать. Она повернулась к нему, внушительная и царственная.

– Я пыталась скрыть от тебя, каким монстром был твой отец, но у меня это не получилось. Зато мне прекрасно удалось скрыть от тебя, кем стала я, не правда ли?

Грант прошел к окну и бросил взгляд за стекло. Было уже за полночь, шел дождь. У него было ощущение, будто влага просачивается сквозь его кожу во все органы. Идеальная ночь для смерти. Идеальная ночь, чтобы говорить о той, давней ночи.

– Твой отец имел пристрастие к маленьким девочкам, – сказала графиня.

В ее голосе слышалось отвращение.

– Мой отец имел пристрастие к детям, – поправил Грант. – Пол не имел значения.

Он пришел во дворец в ночь смерти отца, никак не ожидая обнаружить комнату за комнатой невыразимого ужаса: дети, собранные для услаждения безнравственного мужчины без совести, чести и порядочности. Того ужаса и омерзения, которое Грант пережил тогда, ему никогда не забыть.

– Но я все еще любила твоего отца, – продолжала графиня. – Я пыталась соблазнить его, заманить в свою постель, не понимая того, что слишком стара, чтобы заинтересовать его.

Грант попытался было жестом остановить ее дальнейшие признания, но из этого ничего не вышло – его мать продолжала свой рассказ:

– В ту ночь я пошла во дворец, чтобы соблазнить своего собственного мужа. Я не знала, в какие игры он и его дружки из Эдинбурга там играют, но была решительно настроена помешать им.

– Разве он не запретил тебе приходить во дворец?

– Разумеется. Это был первый раз, когда я ослушалась его. И последний.

Грант внимательно посмотрел на мать. Ему не понравилось, как она выглядит. Графиня была очень бледной и казалась внезапно постаревшей. Он подошел к ней, подвел снова к креслу, сел в кресло напротив и взял обе ее руки в свои.

– Тебе не обязательно продолжать, мама.

– Нет, я должна. Я не хотела рассказывать тебе эту историю, но, видимо, пришло время сделать это.

Он кивнул, сосредоточив взгляд на ее руках. На пальце графини не было обручального кольца, и Грант задался вопросом, как давно она уже не носит его и почему он до сих пор этого не замечал.

– Когда я увидела, для чего на самом деле используется дворец, я ужаснулась. «Ужаснулась», кажется, недостаточно сильное слово, – резко сказала она. – Не думаю, что существует слово, способное описать то, что я чувствовала. Я вошла в первую дверь, и мне было позволено ходить из одной комнаты в другую в поисках твоего отца. В конце концов я нашла его, и зрелище, которое предстало моим глазам, я не забуду до конца своих дней.

Графиня закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Грант подумал, что ее рассказ окончен, но она схватила его руки и крепко их стиснула.

– Я вернулась в Роузмур и нашла дуэльные пистолеты, принадлежавшие твоему деду. Он всегда так гордился ими и их историей, а поскольку сыновей у него не было, именно я училась чистить и заряжать их. Я взяла пистолеты и вернулась во дворец. И застрелила твоего отца. Выстрелила в голову. Прямо между глаз, – добавила она обыденным тоном, словно обсуждала цвет гардин для гостиной. – Дружки, которых твой отец привез из Эдинбурга, тут же разбежались, как мыши. Когда они убежали, я позвала доктора Фентона. – Она взглянула на сына. – Тогда он был здесь новичком, молодым и испуганным, но пришел в такой же ужас, как и я, узнав, для чего использовался дворец. Все те дети были сиротами, ты знал?

– Нет, – выдавил Грант, – не знал.

– Мы никогда не говорили о смерти твоего отца. Считалось, что это было самоубийство, но, думаю, Эзра всегда знал правду. Единственное, чего я хотела, – это избавиться от ужаса.

Она откинулась назад, прислонив голову к спинке кресла.