– Но не Юстасу, готов поспорить.

– Не будь так уверен, Дэн.

Всё это я привожу для того, чтобы сказать: к сорока годам Юстасу ничего не остается, как признать, что он так и не добился перемен в окружающем мире, которые надеялся увидеть в двадцать. (Не просто надеялся – был абсолютно убежден, что так оно и будет.) Толпы воодушевленных граждан, готовые последовать за ним в леса, так и не материализовались, хотя в двадцать лет он был уверен в обратном. Мир остался таким же, если не стал хуже.

Оглядываясь на два десятилетия назад, Юстас говорит: «Я искренне верил, что в силах всё изменить. Я думал так: просто дайте мне Америку, а дальше я уж справлюсь! Мне казалось, что нужно лишь быть уверенным в своих силах и упорно работать; я знал, что по этой части мне нет равных. Я, конечно, не надеялся, что вся страна вернется к более естественному образу жизни, нет. Но думал, что, может быть, хотя бы от шестидесяти до ста людей в год будут приезжать на Черепаший остров, а потом передавать то, чему научились, своему окружению – и так постепенно мое послание распространится, как круги по воде, и мое влияние разрастется. Но теперь я понимаю, как трудно что-то изменить в этой стране, если ты не президент и не сенатор и у тебя нет никаких ресурсов, кроме собственных сил. Разве может один человек что-то изменить? Это невозможно, нереалистично, а главное, очень утомительно».

Одержимость американцев строительством продолжается, и это происходит всё быстрее и разрушительнее. Юстас рад, что экологическая ответственность, которая некогда считалась чем-то вроде радикального чудачества, стала «модной фишкой». И всё же он уверен, что мимолетное увлечение сортировкой мусора не сможет компенсировать всепожирающую волну промышленных разрушений, перенаселения и ненасытного потребления, характеризующих нашу культуру. Возможно, через сто лет Черепаший остров станет именно таким, каким Юстас некогда его представлял, «маленькой чашей в Земле, нетронутым кусочком природы в окружении асфальта и дорог. Люди будут карабкаться на горы вокруг Черепашьего острова, смотреть вниз, видеть зеленый, чистый островок и думать: раньше так выглядел весь мир».

Возможно, он прав. Возможно, сохраняя маленький кусочек аппалачского леса, Юстас делает то же самое, что делали средневековые монахи, переписывая старинные тексты. В темные времена, когда знания не ценятся, он упорно сохраняет нечто маленькое и драгоценное в надежде, что более просвещенные будущие поколения примут его труды с благодарностью. Может, в этом и заключается его предназначение?

Раньше Юстасу говорили: «Стоит заставить задуматься всего одного человека, и ты сможешь повлиять на весь мир!» Но Юстаса это никогда не устраивало. Он намеревался изменить судьбы человечества и никогда бы не стал довольствоваться тем, что изменил одного человека или двух. Иногда он встречает такого человека, который говорит: «О, вы Юстас Конвей! Я вас помню! Вы выступали в моей школе пятнадцать лет назад! Вы просто потрясающий человек! Вы изменили всю мою жизнь!»

Юстас оживляется, но лишь до того момента, как человек не поясняет: «О да, с тех пор, как я услышал вашу речь, я всегда заворачиваю кран, когда чищу зубы. Экономлю ресурсы!»

Такие слова вызывают у Юстаса только одну реакцию – смех, и он смеется, прикрыв лицо рукой и качая головой. «Ты не пойми меня неправильно, – говорит он мне. – Мне очень хочется сказать этим ребятам: эй, это же просто здорово, что вы закрываете воду, когда чистите зубы. Действительно хочется. Это отличный способ сберечь ресурсы, я очень за вас рад. Но знаете, я почему-то рассчитывал на большее».

Отказался Юстас и от своего наивного убеждения, что жить в лесу можно научить абсолютно любого человека. В молодости Юстас никогда даже не подумал бы отказать претенденту в ученики. Он верил, что в стране нет таких людей, которые не могли бы освоить более естественный образ жизни после небольшой подготовки. Но теперь он стал более осторожным и разборчивым. Ни бывших заключенных, ни вчерашних наркоманов, ни сбежавших из дому озлобленных тинейджеров больше не ждут на Черепашьем острове с распростертыми объятиями – слишком уж много беспорядка вносят эти люди в систему.

Юстас также посчитал полезным сделать программу обучения более структурированной. Раньше это была свободная программа, менявшаяся от ученика к ученику, от года к году, и все обязательства скреплялись одним лишь рукопожатием. По сути, все, что нужно было сделать, чтобы стать учеником, – приехать на Черепаший остров и проявить интерес. Юстас тут же записывал желающих в программу, взяв с них лишь обещание упорно трудиться и сохранять позитивный настрой. Но в последнее время все ученики Юстаса проходят довольно суровый отсев: они должны прислать резюме, предоставить рекомендации, рассказать о себе и написать эссе. Кроме того – во избежание деморализующего рабочую силу эффекта, который я называю «ударом пыльным мешком из-за угла имени Юстаса Конвея», – Юстас теперь раздает каждому новичку следующую памятку (она называется «Re: Отношения с Юстасом»):

«Пожалуйста, не надейтесь, что вам удастся подружиться с Юстасом. Не будьте разочарованы, если он так и останется для вас всего лишь боссом, лидером и старшим товарищем. Людей привлекает его теплая и щедрая натура, и им часто хочется узнать его поближе, намного ближе, чем положено, ближе, чем Юстас готов их подпустить. Ученики испытывают разочарование, когда им кажется, что они мало общаются с Юстасом. Но Юстас готов уделить вам время лишь настолько, насколько позволяют взаимно оговоренные отношения. Это строго определенный тип отношений между лидером и учениками, которые прибыли сюда, чтобы изучить нужды нашей фермы и образовательного центра, виды работ и методы».

В последнее время недовольство учениками достигло такого предела, что Юстас решил свернуть ученическую программу. Этой весной двое его учеников уехали, пробыв на острове всего шесть месяцев из положенных двенадцати. Они объяснили свой уход обычными жалобами: слишком тяжелая работа, жесткий стиль руководства Юстаса, несоответствие опыта ожиданиям. «Мы не хотим быть несчастными», – заявили они, даже если это значило, что придется нарушить обещание.

«Неужели подписанный договор больше уже ничего ни для кого не значит? – недоумевал Юстас. – Или я наивен, раз полагаю, что люди непременно должны отвечать за свои слова? Как можно было уйти через полгода, если они обещали остаться на год? Этим ребятам было совершенно плевать на то, что своим обещанием они связали меня по рукам и ногам, что в соответствии с ним я спланировал свою жизнь. Сдавшись на полпути, они оставили меня в подвешенном состоянии. Почему эта ситуация повторяется?»

Уход этих молодых людей расстроил Юстаса не столько потому, что их пребывание на Черепашьем острове следовало уже известной траектории (радужные надежды, сменяющиеся горьким разочарованием), сколько потому, что одной из ушедших была молодая женщина по имени Дженнифер. Компетентная и надежная, Дженнифер, по словам Юстаса, была одной из лучших его учениц за всё время существования Черепашьего острова. Он даже считал, что у нее больше потенциала, чем у Кристиана Калтрайдера. Она была умна, предана делу, никогда не жаловалась на жизнь и была серьезно настроена постичь ремесло фермера, культивирующего продовольственные культуры при помощи ручных инструментов. Дженнифер выросла в горах и умела даже то, чего Юстас не умел. Он доверял ей до такой степени, что поручил уход за садом (этот «прыжок веры» дался ему совсем нелегко и был отчасти экспериментом над самим собой – сможет ли он отказаться от контроля?). Благодаря Дженнифер сад расцвел, хотя она одновременно училась ухаживать за лошадьми и строить хижины. Она была идеальной ученицей, и постепенно Юстас проникся к ней уважением и доверием. А потом Дженнифер ушла.