На данной стадии секретность, с какой проводилась дипломатия, чуть ли не разрушила все наши планы. Так и случилось бы в любой другой период ведения дел с Пекином, предшествующий нынешнему. Никсон решил, что связь с Пекином может осуществляться только из Белого дома. Ни одному другому департаменту не сообщалось об имевших место в декабре и январе двух контактах с Чжоу Эньлаем. При таких обстоятельствах на открытом брифинге 28 апреля представитель Государственного департамента сформулировал американскую позицию по Тайваню, объявив, что суверенитет над Тайванем является «нерешенным вопросом, подлежащим международному урегулированию в будущем». Когда присутствовавший на дипломатическом мероприятии в Лондоне государственный секретарь на следующий день в телевизионной передаче прокомментировал интервью Сноу, он отклонил приглашение Никсону как «сделанное в весьма некорректной форме» и «несерьезное». Он охарактеризовал китайскую внешнюю политику как «экспансионистскую» и «довольно параноидальную». Прогресс на переговорах и возможная поездка Никсона в Китай станут возможными, только если Китай тем или иным образом решит присоединиться к международному сообществу и согласится выполнять «нормы международного права»[375].

Но именно настоятельная стратегическая необходимость для Китая фактически определяла ход развития процесса возобновления диалога. Ссылки на Тайвань как на неурегулированную проблему представитель китайского правительства отверг как «жульничество» и «наглое вмешательство в дела китайского народа». При этом, наряду с выше сказанными оскорблениями, подтверждалось, что визит команды настольного тенниса стал новым этапом в развитии дружбы между китайским и американским народами.

10 мая мы приняли приглашение Чжоу Эньлая для Никсона, но вновь настойчиво высказали нашу позицию относительно широкой повестки дня. В нашем послании говорилось: «На такой встрече каждая сторона могла бы свободно поднять вопрос, являющийся для нее предметом принципиальной озабоченности»[376]. Для подготовки к встрече в верхах президент предложил, чтобы я как его помощник по вопросам национальной безопасности представлял его на предварительной встрече с Чжоу Эньлаем. Мы обозначили определенную дату. Мотивировка выбора не диктовалась высокой политикой. На конец весны — начало лета правительство и Белый дом запланировали ряд поездок, поэтому спецсамолет освобождался именно к тому времени.

2 июня мы получили ответ от китайцев. Чжоу Эньлай сообщал нам, что он «с большим удовольствием»[377] доложил Мао Цзэдуну о согласии Никсона принять китайское приглашение и что он будет рад видеть меня в Пекине для проведения подготовительных переговоров в предложенные сроки. Мы практически не обратили внимания на то, что имя Линь Бяо из его сообщения исчезло.

В течение года китайско-американская дипломатия сдвинулась от непримиримого конфликта к поездке в Пекин президентского представителя для подготовки визита самого президента. Это случилось потому, что удалось преодолеть риторику двух десятилетий и сосредоточить внимание на фундаментальных стратегических целях геополитического диалога, ведущего к переформированию международного порядка периода «холодной войны». Если бы Никсон последовал рекомендациям профессионалов, ему пришлось бы использовать китайское приглашение, чтобы вернуться к традиционной повестке дня и ускорить ее рассмотрение как условие для переговоров на высшем уровне. Такой подход не только был бы отвергнут, но и весь процесс ускорившихся китайско-американских контактов оказался бы со всей определенностью подмят под тяжестью внутренних и международных проблем, стоящих перед обеими странами. Вклад Никсона в зарождающееся китайско-американское взаимопонимание состоял не столько в том, что он понял его необходимость, сколько в том, что он смог концептуально обосновать желательность его достижения так, что это совпало с китайским пониманием. Для Никсона возобновление отношений с Китаем стало частью общего стратегического плана, и он не собирался идти на встречу с ними со списком взаимных претензий.

Китайские руководители двигались в параллельном направлении. Призывы к возврату к существующему международному порядку для них ничего не значили, хотя бы только потому, что они не рассматривали существующий международный порядок, в формировании которого они не принимали участия, как имеющий к ним отношение. Они никогда не исходили из того, что их безопасность зависит от законных структур сообщества суверенных государств. До сего времени американцы зачастую рассматривают восстановление отношений с Китаем как вступление в статическое состояние дружбы. Однако китайские руководители воспитаны в духе концепции «ши» — искусства понимания вещей в их постоянном изменении.

Когда Чжоу Эньлай писал о восстановлении дружбы между китайским и американским народами, он имел в виду способствующий сохранению международного равновесия подход. В его понимании это не означало достижения финальной стадии взаимоотношений между народами. В китайских текстах редко можно найти священные для американской лексики слова о законном международном порядке. То, к чему стремились китайцы, больше напоминало мир, где Китай мог получить безопасность и прогресс на основе сосуществования в борьбе, причем готовности бороться, как и концепции сосуществования, придавалось одинаковое значение. Именно в такой мир вступали Соединенные Штаты, совершая первую дипломатическую миссию в коммунистический Китай.

Самое значительное событие во время президентства Никсона прошло почти незаметно. Никсон решил, что для успеха миссии в Пекин она должна быть осуществлена секретно. Открытая поездка потребовала бы выполнения ряда сложных процедур получения согласований внутри страны, в том числе внутри американского правительства, и настойчивых требований проведения консультаций по всему миру, включая Тайвань (все еще признаваемый как правительство Китая). Перспективы наших отношений с Пекином, позиции которого нас как раз и посылали выяснить, стали бы заложником всего этого. Прозрачность — цель, к которой надо стремиться, но есть также еще и настоятельное требование использования исторических возможностей для создания более мирного международного порядка.

Поэтому моя команда отправилась в Пекин через Сайгон, Бангкок, Дели и Равалпинди по объявленному маршруту с ознакомительной поездкой в качестве представителя президента США. В ее состав входил широкий круг американских официальных лиц, как и главная группа, направлявшаяся в Пекин, — я сам, помощники Уинстон Лорд, Джон Холдридж и Дик Шмайзер, а также агенты секретной службы Джэк Реди и Гэри Маклауд. Драматическая развязка потребовала от нас пройти через утомительные остановки в каждом городе: необходимо было создать впечатление рутины и обыденности для средств массовой информации, чтобы они перестали отслеживать наши передвижения. В Равалпинди мы исчезли на 48 часов под предлогом отдыха (я притворился больным) на пакистанской горной станции у подножия Гималаев. В Вашингтоне только президент и полковник Александр Хэйг (позднее он станет генералом), мой старший помощник, знали наш истинный пункт назначения.