– Он считал поступок Масако-старшей образцом добродетели. Восхищался ее отвагой и верностью роду. Нож стал для него символом, великой драгоценностью, воплощением самопожертвования. Его дочь, Масако-младшая, должна была стать преемницей моей прабабки – не в смерти, разумеется, но тем не менее. Прославленный нож, вися на ее шее, говорил бы всем: эта женщина в любой миг готова повторить подвиг былых времен. Такая достойная готовность подтверждала бы отменное воспитание, какое ей дали в семье…

– Это не ваши слова, – пробормотал я. – Это его слова, правда?

Цугава холодно улыбнулся:

– Вы проницательны, Рэйден-сан. Он настаивал, я уступил. В конце концов, нож все равно остался бы в доме, неподалеку от алтаря. У нас не принято, чтобы жены сыновей без особой нужды покидали жилище. А значит, завещание прадеда если и было бы нарушено, то лишь частично. «Прошло более ста лет, – решил я, соглашаясь. – Мы живем в Чистой Земле. Кое-что ослабло, и не без причины. Пусть лучше этот нож напоминает всем о стойкости мужчин и доблести женщин, чем пылится в тишине забвения.» Полагаете, я поступил опрометчиво?

– Кто я такой, чтобы судить вас?

– Да, действительно. Прошу прощения, мой вопрос был неуместен. И потом, это я обещал отвечать на ваши вопросы, а не вы на мои. Хотя… Вы позволите? Любезность за любезность, а?

– Спрашивайте, Цугава-сан.

Он долго молчал, прежде чем заговорить.

– Когда вы держали в руках этот меч, – наконец решился он. – Вы делали это не так, как я. Не так, как берут стальной меч мои вассалы во время церемоний. У вас это вышло… Ну, не знаю. Проще, что ли? Естественней? Такое впечатление, что вы берете острый меч не впервые. Это так?

Я кивнул.

– И это было не на церемонии? Ваше поведение… Меня изумила его обыденность. Вы держали острый меч в какой-то простой, повседневной ситуации?

Я снова кивнул.

– Вы… Неужели вы бились им, Рэйден-сан? Я не готов пойти в своих предположениях дальше, у меня мутится разум.

– Простите, Цугава-сан, – я смотрел ему в глаза, забыв о разнице в возрасте и статусе. – Я бы с радостью удовлетворил ваше любопытство, но я не вправе. Ответить вам я смогу лишь в одном случае.

– В каком же?

– Если разрешит сёгун.

Он засмеялся:

– Это лишнее. Мне незачем обращаться к повелителю за таким разрешением. Вы уже ответили на мой вопрос. Я благодарен господину Сэки за то, что он прислал сюда именно вас, господин Торюмон.

Господин Торюмон. Он так и сказал, правда.

Желая скрыть смущение, я встал. Прошелся по зале, разглядывая стенные панели из красного дерева. Школа резчиков в Акаяме славится далеко за пределами города и даже острова. В особенности мастерам удаются пейзажи с выборочной полировкой. При правильном освещении это создает эффект золочения без единой крупицы настоящего золота. Да, такие украшения может позволить себе только очень обеспеченный человек.

Камидана – стенная ниша для богов. Крученая веревка ограждает священное пространство, где стоят костяные и деревянные статуэтки божеств-хранителей. На веревке – четыре белых ленты, похожие на зигзаги молний в грозовом небе.

Изречения мудрецов и святых. Я – скверный каллиграф, но готов поклясться, что здесь потрудились истинные мастера. Бумага прочная, глянцевитая, с характерными неровностями – такую изготавливают из коры бумажной шелковицы. Порвать эту бумагу голыми руками не сумеет и борец сумо.

Ага, вот и оно. Оригинал благопожелания, копии которого носит вся семья Хасимото в качестве амулетов, вместе с печатью храма То-дзи и изображением доброго бога Дзидзо. «Дед умер, отец умер, сын умер, внук умер!» Бабку, мать, дочь и внучку просветленный монах решил не вспоминать.

Я повернулся к алтарю. Курильницы, чаши, восхождение праведников. Священные тексты. Поминальные таблички предков господина Цугавы. Суровых, строгих людей, истинных воинов, готовых умереть, но исполнить свой долг. Внук, сын, отец, дед, прадед…

Два подсвечника с оплывшими свечами. Отец говорил мне, что «восковые слёзы» продают скупщикам для повторного изготовления свечей. Думаю, здесь воск не продают. Здесь наплывы просто выбрасывают. Хотя… Если в усадьбе Хасимото слуги вывозят на продажу то, чем люди опорожняются в отхожем месте, значит, воск – не худший товар для торговли. Все продается и покупается: воск, навоз, жизнь, смерть, проклятия и благословения.

«Дед умер, отец умер…»

– Вся ваша семья носит амулеты, – вслух произнес я. – Они одинаковые? Дзидзо, печать храма, благопожелание? Простите, что спрашиваю, но я не могу просить ваших людей показать мне содержимое мешочков. Вскрытый амулет теряет силу; вскрытый кем-то посторонним – в особенности.

– Да, одинаковые.

Мой вопрос не удивил Цугаву. Похоже, я был не первый, кого заинтересовало сходство амулетов.

– Вассалы? Слуги?

– Да, и они тоже. Мы заказываем в То-дзи амулеты для всех, кто живет в доме. Даже для прислуги. Отец моего прадеда заказал первые обереги от зла вскоре после того, как прадед лишил себя жизни.

Вспомнился горный склон. Громила с топором. Кошмар, мучивший меня ночью в гостевом домике. Женское лицо искажено гневом. «Ты не Хасимото! Что ты здесь делаешь?!» И позже: «Какая еще Фукугахама? Ты не Хасимото! Вон отсюда!!!»

– Это связано со снами? – наугад спросил я. – Амулеты для всех людей, живущих в вашем доме. Сны, да?

Я стрелял вслепую. Я попал в цель.

– Да, – Цугава побледнел. – Откуда вы знаете?

– Почему мне не дали амулета, когда я приехал к вам? – вместо ответа заявил я с требовательностью человека, имеющего на это право. – Про бирку я помню. Но амулет?

– Я…

Он поклонился:

– Я забыл. Простите, Рэйден-сан!

– Это вы простите меня, – я ответил поклоном. – Я позволил себе лишнего. Ваша забывчивость – дар богов, Цугава-сан. Она очень помогла мне. Она помогла нам обоим.

– В чем же?

– Позвольте, об этом я расскажу позже. Сейчас я хочу услышать ваш рассказ. Так по какой же причине отец вашего несчастного прадеда заказал одинаковые амулеты для всей семьи? Я имею в виду, для всех, кто проживал тогда в этом доме?

* * *

Многое подзабылось со временем. Если собрать крошки воспоминаний в ладонь, ими будет трудно насытиться. Но это лучше, чем ничего.

Вскоре после того, как Хасимото Киннай и его жена покончили с собой, обитателям усадьбы стали сниться ужасные сны. По большей части это касалось мужчин. Видения женщин случались гораздо реже и были размытыми, рождающими скорее печаль и скорбь, нежели страх и ненависть. Среди мужчин наиболее яркие сны видели члены клана Хасимото, связанные кровным родством. На долю вассалов доставались сны тусклые, прерывистые. Слуги и вовсе мало что помнили. Единственным неудобством для слуг было то, что они всю ночь ворочались с боку на бок и вставали невыспавшимися, разбитыми.