– Ешь, – приказал король, – пей! Нет, сначала все-таки пей! – и собственноручно налил в чешуйчатый толстенький бокал старого ласурского вина.

– Но я не…

Одна королевская длань крепко ухватила Дрюню за затылок и запрокинула ему голову, а другая влила в него вино.

– Пойду отолью, – сообщил Его Величество, ставя бокал на стол, – а ты поешь, поешь. Ибо я вернусь, и мы продолжим!

Шут тоскливо покосился на бюро, где лежал гербовый бланк, на котором Рэд вчера явно пытался что-то писать. Однако, судя по рисункам пышнотелых девиц в одних передниках и чепцах, выведенных его задумчивой рукой, управленческое вдохновение короля быстро покинуло.

– Итак, – Его Величество вернулся и сел за стол, энергично вытирая полотенцем мокрую шевелюру и бороду, – наливаю!

– Может, не надо? – запротестовал Дрюня.

Ванилькин крик все еще звенел у него в ушах. Так хотелось пойти к жене!.. Но вдруг там что-то плохо? Вдруг там все в крови? О-о-о…

– Пей! – приказал король.

И шут послушно выпил бокал. И еще один. И еще. И даже не заметил, что в пару последних Его Величество добавил несколько стопок гномьего самогона. Не заметил, потому что заснул, уронив голову на край стола.

Дождавшись, пока его дыхание выровняется, Рэд осторожно переложил Дрюню на кровать и постоял рядом, с улыбкой разглядывая его осунувшееся лицо. После чего позавтракал и вернулся к бюро, где с раздражением оттолкнул гербовый лист.

Взгляд в зеркало во время умывания подсказал, что Его Величество уже может показаться на люди, но – Пресветлая свидетель! – делать этого ему не хотелось. Не то чтобы он был сильно расстроен категорическим отказом матроны Мипидо (теперь уже Вистун) от любовных утех. Просто… Просто неожиданно все потеряло смысл. Король не желал признаваться себе в том, что завидует и Клози, влюбленной в собственного мужа, и Дрюне, который у него на глазах едва не поседел, переживая за жену. Да, у него, у Рэда, в последние годы было полно утех, от самых изысканных до самых примитивных, но место в сердце пустовало, как ни пытался он заполнить его любовью к стране с названием Ласурия. То самое место в сердце, что отчеркивал, словно границей, край лесной чащи.

Редьярд помнил запах травы и хвои…

Солнечные пятна, озорно скакавшие по лужайке…

Звериные тропы, извилистые, узкие – на один след…

И блеск воды в зарослях…

И кувшинки на водной глади…

Все это были призраки прошлого. Призраки, которые он стремился, но не смог изгнать из памяти.

Отсутствующим взглядом глядя в одну точку, Его Величество рвал гербовый лист на мелкие клочки. В сердце будто всадили тупую иглу. Он знал, как она называется, – одиночество. Знал, но продолжал бороться.

Король выкинул обрывки бумаги, подтянул к себе другой лист и начал писать новый указ.

* * *

Оридана проснулась поздно, сладко потянулась… Опомнилась и резко села, прикрывая обнаженную грудь одеялом. Под пышным кроватным пологом пахло Колеем, точнее, близостью с ним. Близостью, от которой у принцессы не сильно, но чувствительно болел низ живота. Творец, что они выделывали с мужем, уединившись после завтрака в ее покоях! Ох!

Принцесса залилась краской и нырнула под одеяло. Впрочем, от самой себя не спрячешься, поэтому очень скоро она встала и, не зовя служанок, отправилась в купальню – краснеть дальше, смывая с себя липкие следы прошедшей ночи.

Принцесса была не глупа. Как верно заметил как-то Дрюня (Оридана, естественно, об этой реплике не знала): «Легкомысленность не есть глупость, а есть недостаток привычки думать!» Если она действительно в чем-то или в ком-то нуждалась – использовала весь спектр интеллекта и обаяния. Проблема была в том, что Ее Высочеству никто особенно не был нужен. Она прохладно отнеслась к браку со старшим принцем и не устроила сцену, когда ей объявили, что придется выйти за младшего. Хотя и тосковала по родине, но не стремилась обзавестись подружками и приближенными из числа ласурской знати, доверившись только Бруни. Не требовала от мужа подарков, замков и увеселений, справлялась сама. И не верила в то, что когда-нибудь Колей станет ей хорошим мужем.

В общем, гаракенская принцесса, несмотря на кажущееся легкомыслие, довольно трезво смотрела на вещи. Прошедшая ночь, увы, ничего не меняла в ее жизни. Как бы Оридане ни хотелось поверить в чудо, сейчас, глядя в окно на залитый солнцем двор и кусая губы, она ясно понимала, что неожиданная страсть любовью и не пахнет. И впервые ощущала разочарование, но вовсе не по поводу Колея. Если кого ей и следовало оплакивать, так это свое собственное сердце.

Оно разбилось тогда, когда отец насильно разлучил принцессу с Иракли Ракешем, отправив его на границу с Дикоземьем, а ее начав готовить к браку с наследником ласурского престола. Именно с тех пор Оридане стало безразлично происходящее с ней. Иллюзии влюбленной со всей пылкостью юного сердца девочки развеялись в прах, заставив ее замкнуться в себе. Наверное, это и называется взрослением: потеря, которая впервые лишает мир оттенков.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнула принцесса, отворачиваясь от окна.

Обычный день. Обычные хлопоты. Но пустота, поселившаяся в сердце, стала сильнее после сладкой истомы любовных утех.

Оридана оделась. Ощущая чувство вины за то, что вчера целый день не виделась с Саником, она позавтракала с ним и поиграла. Встретилась с взволнованным дядей, который передал ей письмо от мужа и подарок: браслет, украшенный шелковым обсидианом в обрамлении радужников. Мягкий блеск овального камня удивительно шел к смуглой коже принцессы. Однако она равнодушно скользнула по нему взглядом и развернула письмо. Его Высочество муж многословно благодарил ее за проведенное вместе время и уверял, что был глуп, упуская совместные ночи. Он давал обещание бывать у нее чаще (раз в месяц) для исполнения супружеских обязанностей и просил назначить день, когда это было бы удобно самой Оридане. К письму прилагался план занятий для маленького оборотня, в составлении которого явно принимал участие принц Аркей.

– Передайте Его Высочеству Колею мою благодарность за внимание и подарок, – улыбнулась принцесса дяде, но глаза ее не улыбались. – Скажите ему, что я не возражаю против занятий с Саником, как бы мне ни хотелось держать его подле себя.

Герцог Ориш молча поклонился. Он слишком хорошо знал свою племянницу – в такие мгновения ее лучше всего было оставить в покое.

Когда он ушел, Оридана приказала свите остаться и в сопровождении Саника спустилась в оранжерею. В последнее время оборотень все чаще становился человеком и не спешил менять ипостась. Но, увидев вожделенные розы, мальчик тут же обернулся щеном и на всех четырех поспешил исследовать заросли. Принцесса проводила его взглядом и медленно пошла по тропинке, подставляя лицо солнечным лучам, которые сквозь стеклянный купол падали вниз. Ее внимание привлекла одна из беседок: кованую изящную решетку, изображающую птиц с затейливым орнаментом на крыльях, увивали розовые плети, усыпанные маленькими коралловыми бутонами. Эти розы очень любила гаракенская королева Орхидана, мать Ее Высочества. С ее легкой руки сорт стали называть «Искры любви», а прежнее название оказалось позабыто. Оридана обрадовалась цветам, как старым друзьям, и поспешила к беседке. Взбежала по ступеням, остановилась на пороге, улыбаясь…