– Ну, вот мы с вами, дорогой товарищ Иванов, и будем... Друг друга уму разуму учить. Кстати, по этому поводу... вспоминаю... я, когда в свое время... в училище учился... в военном...

– В военном?

– В пограничном. Бабушкинском. Знаешь такое?

– Слышал.

– Так вот у нас на курсе один деятель был. Помешанный на самообразовании. Как Ломоносов. И тоже из деревни. Только откуда-то из Галиции или с Волыни. Хохол, одним словом, западенец. Упертый – жуть. Учил все, что... горит, шевелится и плохо лежит. Химию, партполитработу... был раньше предмет такой... интегральное исчисление, основы всяких там продфуражных и портяночных служб. Причем так... неформально учил, основательно. Для души. «Материализм и эмпириокритицизм», например, а также третий том «Капитала» полностью в тетрадки переписал. Слово в слово. От «а» до «я».

– Зачем? В библиотеке не было?

– Смеешься. У нас вся библиотека только ими и была заставлена. Удовольствие человек получал. От самого процесса. Следуя гениальной формуле товарища Бернштейна.

– Движение все, конечная цель ничто?

– Точно. Ну так вот, по поводу языков. У него со школы немецкий был. А он в училище решил еще и английский самостоятельно выучить. Все четыре года зубрил. По своей системе. И вот... уже по выпуску... его на аттестационной комиссии спрашивают, как, мол, с языками дело обстоит, товарищ Мунтян? Отвечает без запинки: «Владею в совершенстве». – «Какими же?» – «Немецким и английским». – «Как английским? В ведомости только немецкий указан». – «Английский учил самостоятельно». – «И что, можете разговаривать, понимать?» – «Конечно, – отвечает, – и понимать, и разговаривать». И тут же делает существенное добавление: «Но только с теми, кто, как я, учил его самостоятельно». – «А с другими как? С самими англичанами теми же?» – «А вот с самими англичанами нет, не могу. Они же его совсем по другой методе изучают». – Соколовский вздохнул. – Вот так. Но... я надеюсь, мы с вами после наших лингвистических занятий в это братство посвященных... египетских жрецов не попадем?

– Постараемся не попасть, – с улыбкой развел руками Иванов.

– Экселян, – удовлетворенно кивнул Вячеслав Михайлович и продолжил, правда, немного медленно, по всей видимости, вытаскивая на свет божий из кладовой своей памяти некоторые слова, стоящие там явно не на самых первых полках: – Алёр... дэклянше... лялюмаж, мон ами, э... ан рут[54].

– А во зордр, мон командан[55], – наоборот, очень четко и быстро ответил ему его сидящий на водительском месте спутник, одновременно повернув торчащий в замке зажигания ключ и уже через секунду тронув машину с места.

* * *

– Так, значит, говоришь, все чисто, – не поймешь, то ли с вопросительной, то ли с утвердительной интонацией процедил мужчина, сидящий на водительском месте черной «Ауди», припаркованной на передней линии уже практически пустой просторной стоянки.

– Чисто, чисто... – подтвердил расположившийся с ним рядом хорошо сложенный шатен, лет двадцати семи – двадцати восьми. – Можешь не волноваться.

– А вот тот «Ситроен»... который, ты сказал, в Сен-Дени у тебя из-за спины выскочил и... какое-то время у нас на хвосте висел, и тот, второй, который потом у Сакре-Кёр за нами тоже раза два вильнул, это не?..

– Да нет. Похожи просто. У них и номера разные. Я и к одному, и к другому по разу слегка прижался, разглядел.

– Н-да? Ну что ж... это хорошо, хорошо. Не зря все-таки ты сегодня за мной покатался. Теперь душа может быть спокойна. Если бы что-то было не так, за нами непременно кто-нибудь бы да высветился.

– Думаешь?

– Сто процентов. – Мужчина в водительском кресле провел рукой по своему торчащему редковатому бобрику и вздохнул: – Сто процентов, мой юный друг. – Произнеся последнюю фразу, он с улыбкой искушенного профессионала повернулся к своему соседу, но тут же нахмурился: – А ты чего такой смурной? А, Адриен?

– Да... – скривил физиономию молодой человек, которого назвали Адриеном. – За тобой все чисто, а вот за мной, у меня такое впечатление, наоборот.

– В смысле?

– Ну... мне почему-то начинает казаться, что меня кто-то пас.

– Почему?

– Я не могу этого объяснить. Какое-то внутреннее чувство.

– Ты заметил за собой что-то подозрительное?

– В том-то и дело, что не заметил. Да мне, в общем-то, по большому счету, и некогда назад озираться-то было. Сам понимаешь. За вами постоянно в оба приходилось смотреть.

– Н-да... интересно. – Мужчина с бобриком, нахмурившись, перевел задумчивый взгляд в боковое окно, но вскоре, встряхнувшись, протянул с немного скептической гримасой: – Да нет... не может быть. Откуда русские могли про тебя-то узнать.

– А если это были не русские? – предположил его сосед.

– А кто?

– Местные ребята. Например.

– ДСТ?

– А почему нет?

– Да ну, откуда им вообще в голову могло прийти, что ты...

– Писательница могла подсказать.

– Какая писательница?

– Ну та... стриженая. Которую мне пришлось на пароходе охаживать, чтобы она отлипла от нашей рыжей красотки. Она ведь наверняка могла что-то заподозрить. Особенно после того, как мне пришлось ее окликнуть, чтобы она не застукала... нашего любопытного паренька в каюте у Хелен.

– Ты все-таки до сих пор думаешь, что она?..

– Не знаю. Похоже, Джефф. Очень похоже. Ты же сам говорил, что это в манере дээстэшников. Действовать в стиле хитрой обезьяны. Наблюдающей со стороны, как дерутся два тигра. И ждущей своего момента, чтобы расправиться поодиночке... с обессилевшими противниками.

– Черт его знает, – обменявшись продолжительным взглядом со своим собеседником, отвел в сторону глаза Джефф, не на шутку, похоже, озадаченный только что услышанным предположением. – Все, конечно, может быть... Может быть.

В салоне автомобиля повисла немного напряженная пауза, которую нарушил Адриен, почувствовавший легкий дискомфорт от того, что своими словами он внес некоторую сумятицу в душевное состояние своего, как можно было догадаться по некоторым признакам, старшего коллеги или шефа.

– Ну вот... – протянул он беспечно-ободряющим тоном, – я смотрю, совсем тебя уже в транс вогнал. Может, действительно просто померещилось. Иногда бывает. Настроение какое-то не то и... на тебе... лезет в голову. Чушь всякая... Бывает ведь?

– Бывает, – согласился старший коллега, задумчиво покачав головой.