К несчастью, недовольство не ограничилось ворчанием и перешептыванием. Созрел еще один заговор с целью цареубийства. И на сей раз заговор затеяли самые юные, ближе всех допущенные к царской особе — те, кому доверили охранять сон царя.

После того как войско вернулось в Бактру, во время развлечения и веселья, на охоте на кабана, произошло неприятное событие. Ермолай как старший над своими товарищами скакал совсем рядом с царем. Внезапно, преследуемый Перитасом и прочими собаками, из кустов выбежал кабан и бросился на него. Александр занес дротик, чтобы поразить зверя, но Ермолай, увлеченный охотничьим пылом, ударил первым и свалил зверя, опередив царя.

Это был тяжелейший проступок, признак высокомерия и полного презрения к традициям и придворному протоколу. В подобных случаях только сам царь мог назначить телесное наказание оруженосцу, или командиру, или любому иному виновному, и Александр воспользовался этой прерогативой: он велел связать юношу и дать ему розог.

Это было суровое наказание, но в обычаях македонского двора подобное считалось нормальным. Всех мальчиков наказывали так, и не только Леоннат до сих пор носил на спине следы розог, но и Гефестион, и Лисимах не раз расплачивались за свою недисциплинированность по приказу царя Филиппа, принимая кару от руки Леонида или своего учителя военного дела. Традиционно наказание являлось заодно и упражнением в преодолении боли, способом приучения к послушанию, закалкой души и тела. В Спарте порка мальчиков практиковалась вообще без цели наказания, а просто для воспитания в них отваги, самопожертвования и выносливости.

Однако Ермолай счел себя жертвой беспричинно жестокого унижения и несправедливости и с того дня затаил такую глубокую злобу на царя, что стал вынашивать план убийства. Было бы нетрудно убить Александра во сне. Однако требовался помощник, который помог бы убийце скрыться. Одержимый лихорадочной мыслью о свободе, Ермолай не сознавал, что он не афинский гражданин, долг которого — защищать демократию родного города от тирана, а всего лишь македонский оруженосец на службе своему царю в дальних краях, среди всевозможных опасностей. Уроки Каллисфена о демократии не шли ему впрок. Кроме того, он не сознавал, что Каллисфен тоже кормится из рук Александра, получая от царских щедрот хлеб, одежду и кров.

Со свойственной подросткам безрассудностью Ермолай поделился своими планами с другом по имени Епимен, а тот рассказал одному товарищу, которому слепо доверял, некоему Хариклу, который в свою очередь рассказал брату Епимена Еврилоху, а тот, испугавшись, попытался всеми способами их отговорить.

— Вы с ума сошли? — сказал он однажды, когда все они собрались в шатре. — Вы не можете сделать подобного.

— Еще как сможем! — ответил Ермолай. — И освободим весь мир от зверя, от ненавистного тирана.

Еврилох покачал головой:

— Ты сам был виноват: ты же прекрасно знаешь, что первый удар наносит царь.

— Он чуть не упал с коня, как он мог нанести удар?

— Болван! Александр никогда не падает. И все равно, как ты мог задумать такое? По-твоему, это так легко — убить царя?

— Конечно. Думаешь, как умер царь Филипп, бывший куда лучше нынешнего? И злоумышленника так и не нашли.

— Но здесь мы одни, а вокруг варвары и пустыня. Нас разоблачат тут же. И потом, если хочешь знать, о тебе и Каллисфене уже ходят слухи, что вы ведете себя подозрительно. Кто-то тебя подслушал, когда ты спрашивал его, как стать самым знаменитым человеком в мире, и он тебе ответил: «Убить самого могущественного человека в мире». Вам обоим еще повезло, что эти слова не дошли до ушей царя, но нельзя долго нарываться безнаказанно. — Он обратился к Епимену: — Что касается тебя, тут достаточно одного: как твой старший брат я велю тебе порвать с этими бессовестными. А вы ведите себя почтительно, и, возможно, эти слухи понемногу исчезнут.

Ермолай пожал плечами.

— Я делаю, что хочу, и если ты не желаешь помочь мне, это не меняет дела: у меня найдутся другие друзья. Это же раз плюнуть.

Он плюнул Еврилоху под ноги, еще раз пожал плечами и вышел.

Юноши-заговорщики решили подождать, когда Александр с войском выступит против мятежников, чтобы его смерть показалась делом рук проникших в лагерь врагов.

Когда царь покидал дворец в Бактре, Роксана крепко обняла его.

— Не уходи!

— Ты делаешь большие успехи в греческом, — ответил Александр. — Когда выучишь его, я научу тебя также македонскому диалекту.

— Не уходи! — повторила Роксана с тревогой. Александр поцеловал ее.

— Но почему я не должен уходить?

Девушка со слезами на глазах посмотрела на него и проговорила:

— Два дня. Вижу… мрак.

Царь покачал головой, словно отгоняя неприятную мысль; потом вестовые облачили его в доспехи и проводили во двор, где уже ждали всадники, готовые к отправлению.

Прошло два дня, и Александр, встревоженный предсказанием, поговорил с Аристандром.

— Что, ты думаешь, может это означать?

— Женщины здесь занимаются гаданием и магией, они обладают способностью чувствовать угрозу, растворенную в воздухе. А, кроме того, Роксана тебя любит.

— И что же мне делать?

— Не спи сегодня ночью. Читай, пей вино, но ни на мгновение не теряй ясности мыслей. Ты должен оставаться начеку.

— Сделаю, как ты говоришь, — ответил Александр и стал ждать наступления темноты.

Птолемей увидел, как в шатре Александра зажегся огонь, и зашел туда. Двое дежурных оруженосцев отдали ему салют.

— Что это ты еще не спишь в такой час? — спросил он. — Уже вторая стража.

— Не спится. Вот, читаю. Птолемей мельком глянул.

— «Индия» Ктезия. Ждешь не дождешься, да?

— Да. А когда завоюем Индию, можно будет сказать, что вся Азия в нашей власти. Тогда вернемся назад и начнем перестраивать мир, Птолемей.

— Ты в самом деле веришь, что мир можно перестроить? Что подобный проект действительно выполним?

Александр оторвал глаза от свитка, что держал перед собой.

— Да, верю. Ты уже не помнишь того вечера в святилище Диониса в Миезе?

— Помню. Мы были юнцами, полными энтузиазма, надежд, мечтаний…

— Эти юнцы завоевали величайшую державу на земле, две трети мира! Они основали в сердце Азии десятки городов с греческой культурой и порядками. Думаешь, все это произошло случайно? Думаешь, это не имело смысла, цели?

— Хотелось бы верить. Во всяком случае, ты всегда можешь рассчитывать на мою дружбу. Я никогда тебя не брошу, в этом можешь быть уверен. А в остальном… иногда я сам не знаю, что и думать…

Тут вошел Ермолай. Перитас зарычал, и Птолемей обернулся к юноше: