Додумать Гай не успел — от стены напротив отделилась тень, медленно, точно колеблясь, приблизилась, и обернулась Хайме де Транкавелем, выглядевшим так, будто он миг назад скрылся от долгого изнурительного преследования, а не поднялся по лестнице, насчитывавшей от силы два десятка ступенек.

— Меня заметили, — выдавил он. — Меня наверняка заметили. Они придут сюда.

— Ну и что? — с полнейшим равнодушием спросил Мак-Лауд, и не подумавший встать при появлении одного из владельцев замка. — Мало ли по какой причине людям захотелось выйти и подышать свежим воздухом. Кого ты так боишься?

— Отца. Рамона, — Хайме быстро провел языком по узким губам и еле слышно добавил: — Вас.

— Тогда зачем тебе понадобилось вытаскивать нас сюда, если ты такой пугливый? — вполне дружелюбно, отчего каждое произнесенное слово звучало намного оскорбительнее, поинтересовался Дугал. — Заперся бы в подвале и дрожал там потихоньку.

Внутренне сэр Гисборн уже приготовился к вспышке ярости и долгим извинениям (в которых предстоит изощряться ему, ибо компаньон напрочь лишен как чувства такта, так и понятия, какие границы в разговоре с определенными людьми можно переходить, а какие нет), но Хайме виноватым и каким-то детским голосом произнес:

— Мне с ними жить дальше. Они моя семья, но если они узнают, что я разговаривал с вами…

— Тебе здорово достанется, — закончил фразу шотландец. — Это мы уже поняли. Что дальше?

— Уезжайте отсюда, — без всякой надежды на успех произнес Хайме. — Берите вещь, которую вы привезли для моего отца, и уходите. Стража на воротах вас пропустит. Если вас начнут искать, я скажу, что видел вас и вы ушли к себе. До утра никто ничего не заподозрит. Держитесь направления на полдень и чуть к восходу, наткнетесь на дорогу на Безье. Скачите по ней и не оглядывайтесь.

— Даже так? — с легким удивлением осведомился Мак-Лауд. — А наши спутники останутся здесь?

Молодой человек скривился:

— Вас так беспокоит их судьба? Их отпустят — они никому не нужны. И потом, речь идет всего лишь об итальянском купчишке и женщине, — последнее слово он произнес с нескрываемым отвращением. — Вас что, всерьез тревожит участь какой-то торговки? Лукавого и суетного творения с обманными речами и лживым взором?

— Мы обещали им наше покровительство, — вмешался Гай. — И учтите на будущее, мессир Хайме — мне весьма не по душе, когда о моих знакомых высказываются в подобном тоне.

— Вы ничего не понимаете, — горько сказал Хайме. — Ничего!

— Тогда объясните нам толком, в чем дело, вместо того, чтобы ходить вокруг да около, — сэр Гисборн ощутил нарастающую злость на этого косноязычного мальчишку, никак не могущего принять решение.

— Оставаясь здесь, вы подвергаете своих… знакомых еще большей опасности, — вытолкнул из себя Хайме. — Отцу необходимо заполучить то, что вы привезли. Он не остановится достигая своей цели. Он посулит вам все, что угодно, но в день расплаты не даст ничего. Он захочет оставить вас здесь. Навсегда. Сделать такими же, как мы. И вам это понравится, — он вдруг улыбнулся, хотя улыбка куда больше смахивала на оскал. — У него есть возможность воплотить любое ваше желание. Вы останетесь. Весь мир превратится в пустой звук, только Ренн будет иметь смысл…

— Перестань нести чушь, — брезгливо сказал Мак-Лауд, и малопонятные речи Хайме тут же оборвались, словно молодой человек разучился говорить или ему заткнули рот. — Ничего толкового, похоже, от тебя не добиться, потому сделаем проще — я буду спрашивать, а ты отвечать. Если, конечно, не хочешь и дальше оставаться маленькой перепуганной крысой из мокрого подвала, которая не решается пищать, даже когда ей оттяптывают хвост.

Хайме дернулся, словно от удара, но промолчал. Луна поднималась все выше, заливая площадку неясным голубоватым светом. Забранные в железные решетки факелы трепетали на нескончаемом ветру, мотая оранжево-черными гривами. Звучавшие в тишине голоса вдруг показались Гаю нестерпимо громкими, хотя Дугал и Хайме разговаривали полушепотом. Он разрывался на части между любопытством, требовавшим внимательно слушать и запоминать, и осторожностью, докучливо зудевшей о необходимости смотреть по сторонам. Наконец, сэру Гисборну показалось, будто выход найден: он встал в почти непроглядной тени у подножия донжона, откуда хорошо видел всю площадку, и отчетливо слышал напряженно-быстрый разговор, чем-то напоминавший поединок на ножах. Именно на ножах, когда противники сходятся лицом к лицу, и малейшее движение может стать роковым.

— Откуда твой отец узнал, что мы приедем и привезем бумаги?

— Рамон сказал, — ответил Хайме, и, точно испугавшись, добавил: — Ему пришло письмо — с голубем. Он уехал на праздники в Тулузу, вернулся с вашей женщиной и стал ждать. Говорил: «Они явятся за своей подружкой».

— Почему мессиру Бертрану так нужны эти документы?

— В них — власть. Она притягивает его. И Рамона тоже.

— Зачем? У вас без того есть владения, и немаленькие…

— Они хотят власть только для себя. И чтобы никого над ними. Ни короля, ни бога. Больше ничего не знаю. Они убьют меня, если я расскажу. Им все равно, они никого не боятся. Тьерри мог бы разубедить их, но ему ни до чего нет дела.

— Ты можешь рассказать, что они задумали?

— Нет, — Хайме замотал головой — испуганно и непреклонно.

— Не знаешь или боишься?

— Боюсь, — честно признался молодой человек. — Я думал — может, уговорю вас уехать, и сам сбегу. Не могу я больше здесь. В Тулузе собирают отряд из молодых рыцарей, в конце месяца они спустятся по Гаронне к побережью и поплывут к Иерусалиму, я хотел уйти с ними. Но наступает новый день, я говорю себе — сделаю завтра, а завтра никогда не наступает… Пожалуйста, уезжайте. Без вас и ваших бумаг отец и Рамон не рискнут начать действовать. Может, они задумаются и отложат все, — он умоляюще посмотрел на Мак-Лауда («Снизу вверх, — удивленно отметил Гай. — Как такое может быть? Дугал ведь сидит, а Хайме стоит»). — Пройдет время, все изменится. Но сейчас… Для них все слишком удачно складывается. Иногда я думаю — может, это дело рук их покровителя… — не договорив, он захлопнул рот с такой силой, что лязгнули челюсти.

— Какого покровителя? — обмолвке не удалось проскочить незамеченной. — Кто помогает твоим сородичам? Где находятся эти люди? Здесь, или в Тулузе, или еще где-то?

Молчащий Хайме пристально разглядывал змеящиеся трещины на серо-желтоватых плитах у себя под ногами. Наконец, он еле слышно попросил:

— Я хочу вернуться обратно.

— Никто тебя не держит, — Мак-Лауд рывком поднялся на ноги. — Беги, только не думай убежать от самого себя. Твои сородичи не настолько всесильны, как ты думаешь. За пределами вашего Редэ о них никто и не слышал. Если ты полагаешь, что должен их остановить — ради них самих — то решись, наконец! Никто не станет делать это за тебя.

— Мне… мне надо подумать, — медленно проговорил младший из сыновей мессира Бертрана.