– Вы еще сильны и бодры, – вежливо откликается Непобедимый. – Я понимаю, к чему вы клоните, и принимаю ваше предложение. Моя цена – трон Кортеганы и Тиладуматти.

– Вы их получите, – твердо обещает Корс Торун. – И еще кое-что в придачу. Только сделайте свое дело.

Он лезет в складки своего драгоценного одеяния – настолько дорогого и пышного, что на его фоне костюм Катармана Керсеба кажется нищенской власяницей, – и добывает оттуда серый, невзрачный обломок на грубой бечевке.

– Вот, – говорит Корс Торун торжественным шепотом. – Вот оружие против этой ведьмы. Удачи вам, магистр. И если вы с честью справитесь с этой проблемой, мне трудно описать благодеяния, которые за этим последуют.

Он еще раз ободряюще улыбается великому магистру, затем щелкает узловатыми пальцами с огромными, набухшими суставами и... растворяется в пространстве, даже не поднимаясь со своего места.

Катарман Керсеб разбирается в магии, он и сам неплохой маг, а потому его знаний хватает на то, чтобы сообразить, какой степенью могущества обладает только что посетивший его старик. То, что человек, имеющий такую безмерную власть, перешел на сторону нового хозяина, о многом говорит Непобедимому. И он тоже принимает решение. Это решение требует серьезных раздумий, и Керсеб погружается в них, забыв обрушить свой гнев на нерадивых слуг, которые со страхом сидят в соседних покоях.

А где-то на другом краю мира, в далеком Хадрамауте, онгон, носящий имя Корс Торуна, принимается за новое дело во славу повелителя Мелькарта.

* * *

Грозный и могущественный Нингишзида – верховный жрец Ингатейя Сангасойи, так сказать, представитель Истины на земле – часто попадал в истории, которые трудно было назвать обычными. Он привык, кажется, ко всему: к явлениям богов, к присутствию Владыки Ада Хорэ, к существованию бок о бок с Великой Кахатанной и ее многочисленными друзьями; к тому, что мечи – живые, а Вечность – толстая, разноцветная, шумная и скандальная – носит имя Барнаба. Он как-то сразу и вдруг стал приятелем многих бессмертных – в том числе Траэтаоны, га-Мавета, Джоу Лахатала и прочих, о которых прежде и думать не мог без некоторого вполне понятного трепета. Он привык к тому, что с ослепительной, сверкающей вершины Демавенда могут в любую минуту спуститься громадные дети Ажи-Дахака, а Змей Земли – Аврага Могой – привезет на своей необъятной спине Верховного Владыку Арнемвенда. Он даже привык к тому, что могущественного Барахоя нельзя посвящать ни в какие подробности, потому что хоть он и отец его богини, но она с ним дела иметь больше не хочет.

Всего этого вполне достаточно, чтобы человек достиг состояния душевного равновесия или сошел с ума. Нингишзида был уверен в том, что ему удастся сохранить свой рассудок, и за это он сражался на протяжении целого года. Даже отъезд Кахатанны из храма и последовавшая за этим необходимость лично утешать толпы безутешных паломников не выбили его из колеи. И все же наступил тот миг, когда Нингишзида бессильно уронил руки и утратил дар речи.

Это случилось, когда трое здоровенных детин уверенно протопали к храму, громыхая и позвякивая таким количеством нашитых на одежду безделушек, что птицы в рощице встревоженно упорхнули, – кто их знает, этих варваров?

– Это еще что за пугала? – простонал Нингишзида..

– Это трикстеры, – тихо прошептал один из младших жрецов, пришедших в Сонандан не более пяти лет назад.

В самом деле, трудно было представить себе более несуразное сочетание, нежели то, которое представляли собой стройные, изысканные, мускулистые жители Сонандана, одетые в яркие и легкие наряды, и тяжеловесные, грузные увальни-трикстеры, обряженные в доспехи из шкур ящеров.

Они были мощными и высокими, их длинные волосы и пышные бороды, заплетенные в многочисленные косы, были украшены кольцами, перстнями и сережками. На головах громоздились меховые шапки, совершенно немыслимые в жарком климате Запретных Земель. В руках варвары сжимали огромные боевые топоры, но озирались по сторонам немного затравленно и диковато, похоже никому не угрожая. Конные воины Сонандана сопровождали их на некотором отдалении, чтобы не смущать еще сильнее.

Нингишзида вышел навстречу трикстерам, плохо представляя себе, какое дело могло привести в Храм Истины этих воинственных обитателей Аллефельда, о нравах и обычаях которых он был много наслышан от Каэтаны. Она хохотала до упаду, вспоминая свой несостоявшийся брак с трикстерским вождем Маннагартом, а также его невероятный гарем. Интересно, что сказала бы Каэ, увидев нынешних ищущих?

– Я Маннагарт! – рявкнул самый высокий, огненно-рыжий детина, количество украшений на котором превосходило все мыслимые пределы. – Я приехал к своей жене, искать ее. Ее все ищут, и я тоже решил.

Конные сангасои, невозмутимые, сдержанные и серьезные, чуть не попадали со своих скакунов. Им пришлось изо всех сил вцепиться в поводья и на какое-то время закрыть глаза, чтобы тела перестали сотрясаться в диких приступах хохота. К их чести нужно заметить, что все это происходило абсолютно беззвучно. И потому великан Маннагарт, на лице которого выражение собственного достоинства причудливым образом сочеталось с явным смятением, не был оскорблен у входа в храм.

Ищущего, если он уже пришел в храм, изгонять нельзя. Как эти трое олухов прошли через весь Вард и нашли Проход через хребет Онодонги, осталось загадкой. Нингишзида вдохнул, затем выдохнул, затем только решился спросить:

– Что же нужно тебе, Маннагарт, в Храме Истины? Каэтана! – брякнул вождь. – Поговорить. Мне нужно много говорить с ней. Отца Муругана убил этот великан, и теперь нам мало с кем можно говорить. Гайамарт тоже куда-то запропастился.

Лицо трикстера стало неожиданно серьезным и грустным. Жрец подумал, что не ожидал увидеть на этой грубой физиономии такую гамму переживаний.

– Плохо в Аллефельде, – сказал Маннагарт. – Страшно. Прежде была нечисть, был Кодеш, но мы могучее племя. Нам страшно не было.

– Что же теперь беспокоит тебя, вождь?

Уважительное отношение было по душе варвару. Рыжий размяк и даже немного сдвинул меховое сооружение у себя на голове куда-то вбок. Пожаловался:

– Жарко сильно.

– Пойдем в прохладное место, – величаво предложил жрец. – Ты отдохнешь от дальней дороги, твои люди отдохнут. – Неожиданно он вспомнил эпос о Маннагарте в исполнении Каэтаны и добавил:

– Нам принесут холодного эля.

Появление того самого вождя варваров в Сонандане граничило с невозможным. Но в последнее время Нингишзида жил на грани реальности, и ничего – получалось.

– Доложите правителю о прибытии гостей, – быстро приказал он одному из слуг. А сам отправился исполнять обязанности хорошего хозяина.

Второй слуга, озадаченный верховным жрецом на предмет холодного эля, побрел на кухню, бормоча под нос:

– У нас эля в глаза никто не видывал, где я ему отыщу это пойло?

Повар оказался сообразительнее и снабдил посланца огромным количеством напитков, отрядив вместе с ним маленькую армию поварят и кухонных слуг с подносами и подносиками, кувшинами и кувшинчиками, блюдами и блюдцами, а также предметами, названий которым в человеческом языке нет, а есть только в языке поваров, который, как известно, на несколько порядков сложнее и изысканнее.