Хаген застыл и немного отодвинулся от Меты, чтобы бросить взгляд через плечо. То, что он увидел там, заставило его забыть о беспомощной женщине: собственный волк-тень угрожающе возвышался за его спиной, поднятые губы обнажали клыки, по величине и остроте имевшие мало общего с настоящим волком. Это существо было хищником, порожденным кошмарным сном и имевшим одно только желание: атаковать.

— Что, черт возьми…

Он больше ничего не успел сказать. Волк прыгнул, увлекая его за собой. Исполинское тело Хагена глухо ударилось об пол. Поначалу это выглядело так, будто он хочет запустить пальцы в шкуру зверя, чтобы отшвырнуть его в сторону. Но тут тень снова слилась со своим хранителем, и его руки схватили пустоту. И словно возвращение зверя вызывало страшную боль, тело Хагена задрожало, как от удара током. И он остался лежать на полу, похожий на труп.

Мета была рада тому, что позади стена, иначе она вряд ли бы удержалась на ногах. Неловкими движениями она поправила платье, подол которого снова касался ее колен, и ощупала левое ухо, куда пришелся удар кулака Хагена и в котором теперь звенело. При этом она не сводила взгляда с неподвижно лежавшего на полу вожака.

Внезапно дверь открылась, и вошел коренастый мужчина. Молча посмотрел на Хагена, затем на Мету. Впрочем, он оказался не способным на большее, кроме как наморщить лоб. Он подошел к Хагену и пнул его носком ботинка. Сначала легко, потом так сильно, что звук удара услышала даже Мета.

Хаген болезненно застонал, перевернулся на бок и удивленно огляделся по сторонам. Пинавший его мужчина уже отошел на несколько шагов. Покачиваясь, словно пьяный, Хаген поднялся на ноги и натянул кожаные брюки. Опустив голову, он стоял, словно собираясь с силами, а потом хриплым голосом произнес:

— Я сверну твою дурацкую башку, если не укажешь убедительную причину, почему ты здесь оказался, Антон.

Здоровяк пожал плечами. Если угроза Хагена и обеспокоила его, то он сумел это очень хорошо скрыть.

— Меня послала Мэгги, чтобы я рассказал тебе о своем последнем поручении.

— Зачем? Разве Мэгги уже не может справляться со своим дерьмом сама? — слегка покачиваясь, выдавил Хаген сквозь сжатые зубы.

— Моя задача заключалась в том, чтобы сопровождать Натанеля во время его поисков беглого бродяги на нашей территории. Он нашел его.

— Хорошо. Но почему тогда я должен созерцать твою рожу вместо Натанеля?

Мужчина по имени Антон колебался несколько секунд.

— Натанель не вернется. Поэтому Мэгги хотела, чтобы я привел тебя.

Хаген выругался и неохотно, но согласно заворчал. Потом сказал, обращаясь к Мете, но при этом не глядя ей в глаза:

— Когда я вернусь, мы обойдемся без прелюдий. Ты дашь мне то, что я хочу, а потом я вываляюсь в твоей крови. Но для начала я пну твоего строптивого приятеля под зад. Если Давид будет вести себя хорошо, я убью его только после того, как он вдоволь насмотрится на нас с тобой.

Когда Хаген наконец закрыл за собой дверь, Мета с облегчением вздохнула. Ей действительно удалось выстоять против человека, который не ожидал серьезного отпора. Впрочем, сделала она это способом, который удивил ее саму. Все тело было словно налито свинцом, и ей начинало казаться, что она сейчас провалится сквозь пол. На то, чтобы придать форму волку Хагена, потребовалось много силы. Или это все из-за шока, испытанного от внезапного появления этой способности? Тем не менее Мета решила не поддаваться усталости. Угроза, высказанная Хагеном, не шла у нее из головы, только она не видела в ней смысла. Нужно немного отдохнуть, и тогда станет понятно, что делать дальше.

Феникс

Тень обернулась, подталкивая его, словно хотела слиться с ним. Преисполненная ярости и отчаяния, она рычала, выла, цеплялась когтями за пустоту. Тень, гонящаяся за тенью, — бессмысленная затея. Тем не менее этой другой, внезапно оставшейся без хозяина тени удалось вцепиться в него. После этого оба рухнули в пустоту. Все глубже и глубже погружались они в бесконечность, светящиеся голубым врата — не более чем смутный призрак, и, возможно, ему никогда их не достичь. Но он не мог сдаться и изо всех сил продолжал сражаться с ничейной тенью, которая не хотела его отпускать. Даже когда тень застила глаза и проникла в него, он еще пытался схватить своего противника. А потом все погрузилось во тьму.

Давид был не более чем измученным тяжестью рождения зверем. Все тело болело и в то же время словно онемело, глаза закрыты перед неизвестным миром, не обещающим ничего, кроме неприятностей. В груди горел огонь, словно его легкие впервые сделали вдох. Однако насколько ужасным ни был момент рождения, пережитое уже отступало. Опыт был слишком многогранным, чтобы уместиться в его душе. Осталась только догадка о том, что он столкнулся с чем-то неизмеримо большим, чем он сам.

Первое осознанное чувство, которое испытал Давид после смерти Натанеля, была ярость. Бессильная злость на судьбу, навязавшую ему это адское отродье в виде демона, которое, очевидно, каждый раз, когда в нем что-то ломалось, набирало силу. Злость на свою собственную неспособность изгнать это существо или, по крайней мере, сломить его силу. Ярость из-за утраченной связи с людьми, которых у него тем или иным способом отнял волк. Его семья, Конвиниус, Мета, а теперь еще и Натанель, который, несмотря на всю свою отчужденность, все же был так близок ему.

Давид рывком открыл глаза и сел. Резкая боль пронзила тело, словно у него были сломаны все кости и их заново соединили гвоздями. Все болело. Он просидел всего мгновение, как его охватила тошнота. Он даже не смог достаточно быстро сгруппироваться, а она уже нашла выход. Вот только его пустому желудку нечего было отдать, поэтому Давид просто болезненно срыгнул.

Кто-то принялся поглаживать его по спине. Хотя он догадывался, кто сидит сзади и изо всех сил пытается его утешить, он попытался сбросить с себя руку. Впрочем, сил ему на это не хватило. Когда позывы к рвоте прекратились, ему даже удалось не упасть ничком.

Натанель был мертв, и в ответе за это был он. То, что его волк самостоятельно решил напасть на старика, ничуть не улучшало ситуацию, а только показывало, какое чудовище скрывается внутри него. Итак, Конвиниус был прав: волк не что иное, как коварное чудовище, которое только и ждет возможности убить. Гнев, который испытал Давид из-за этого предательства, смягчился покровом печали. Что бы ни значил для него Натанель, теперь не самое лучшее время размышлять над этим.

Он неохотно задумался над тем, насколько другим на этот раз было превращение, такое интенсивное и основательное, что он на долгое время оказался без сознания. После смерти Матоля их с волком словно разорвало на части, и они блуждали впотьмах, не в состоянии сориентироваться в новой перспективе. Но что бы ни высвободила смерть Натанеля, она сделала демона Давида другим существом. Связь между ними усилилась, и ему с трудом удавалось удерживать волка на расстоянии от себя. Что бы ни хотел нашептать ему демон, он ни в коем случае не собирался его слушать. Второго шанса он этому убийце не даст, это однозначно.