Джон Куртене был обязан своим титулом возвращению ее мужа и не собирался отказываться от него без борьбы. Он привел с собой восемь сотен обученных военному делу бойцов, набранных в его городах и поместьях. Его люди превосходно смотрелись в своих одинаковых камзолах, под желтыми с красным знаменами Девона, с трубачами и барабанщиками. Еще две сотни привел с собой барон Уэнлок – рыцарь, числивший за собой шесть десятков лет. Среди пришедших к Маргарет людей он был самым старшим. Отличала его привычка взирать на собеседника в полтора глаза: одним прищуренным и другим, наполовину прикрытым невозможно пышными кустистыми бровями. Он был совершенно седым – от кончиков усов до кудрей, ниспадающих на камзол. Тем не менее люди его находились в самом расцвете сил и были одеты в новые кольчуги и вооружены новыми алебардами.

И все же, когда они вышли к Бристолю, в армии Ланкастеров насчитывалось всего три с небольшим тысячи людей. Слух об их явлении уже успел распространиться, и, учитывая близость к границам Уэльса, Маргарет могла не удивляться приветливости местных жителей, однако и она была растрогана до слез, когда местные девицы принялись перед городскими воротами дарить цветы ее марширующим воинам, сразу же приосанившимся и уже в таком виде прошествовавшим по главной улице.

Принц Эдуард ехал во главе войска между Уэнлоком и Девоном. Его мать следовала рядом с Сомерсетом впереди остального строя, и сердце ее разрывалось от гордости, что бы там ни видели все остальные. Столько лет на долю Ланкастеров выпадали одни унижения и потери! Возможно, настало время уравновесить чаши весов.

Под приветственные крики толпы королева уже начала думать о том, насколько прекрасными станут предстоящие годы, лишенные тени Йорка. При всех своих грехах, она достаточно претерпела в своей жизни. Прежде чем подняться на борт французского военного корабля, который доставил ее в Англию, она исповедалась в них молодому священнику. Корабли гибли и тонули на море, и Маргарет не хотела пойти ко дну, отяготив свою душу грехом. Она была на исповеди впервые за десять лет и до сих пор ощущала какую-то легкость во всех отношениях… как если б тот приятный ветерок, что прикасался к ее волосам, мог поднять ее в воздух и понести над улицами Бристоля. Париж она любила, однако весенняя Англия… Королева зажмурила глаза. Само совершенство…

Когда Маргарет почувствовала, что готова уйти из Бристоля, войско ее укрепилось пятнадцатью сотнями людей. Быть может, кое-кто из ее новых солдат и пожалеет об этом, когда протрезвеет, однако в тот вечер они целыми улицами записывались в ее полк, принимая литую оловянную кокарду с ее лебедем или с тремя перьями Эдуарда, гербом принца Уэльского, а часто и обе, как достойные и почитаемые эмблемы. Солдаты были хорошо накормлены, а кроме того, получили новое оружие, выкованное в кузницах города или снятое со стен, где его оставили их отцы поколение назад. Жители Бристоля приветливо обходились с ее лордами и капитанами, и Маргарет не без печали распрощалась с ними. Будь они здесь вдвоем с сыном, она без малейшего промедления переправилась бы на рыбацкой лодке в Уэльс. Но, располагая четырьмя тысячами солдат, топающих за ее спиной, она могла попасть туда, только перейдя через широкий Северн по мосту возле Глостера. До берега Уэльса было рукой подать – несколько миль на лодке. Однако по суше до него надо было идти миль тридцать.

Маргарет вновь задумалась. Ей хотелось понять, потеряет ли она кое-кого из тех, кто явился с цветочками, продетыми в пуговичные петли, и бочонком сидра или эля под мышкой. Или приобретет, позволила она себе надежду, чуть повыше подняв подбородок. Вообще-то говоря, Англия – мрачное место, однако в искренности того приема, который оказывали ей в этом году, трудно было ошибиться.

После дневного перехода по дорогам и тропам в тот первый вечер они остановились возле тихого ручья – и если б так было всегда, никто из мужчин не оставался бы дома, все ушли бы на войну. Лорды, рыцари и простолюдины усаживались на сочной траве или под цветущими деревьями. Повара и возчики готовили и вывозили вкусные блюда, изготовленные из всего, что было подарено им в Бристоле, добавляя к рыбе и пирогам порей и лук из темных сухих мешков. Варево получилось роскошным, и когда солнце опускалось на горизонте в золотое с розовым марево, все были сыты до отвала, а небо сделалось настолько прозрачным и чистым, что можно было видеть во все стороны на мили и мили.

Маргарет заметила, что ее сын с обеспокоенным видом приближается к месту, которое она выбрала для ночного сна. Никакого дождя явно не ожидалось, и поэтому она не стала просить, чтобы здесь устроили навес или тент. Однако от Эдуарда веяло тревогой.

– Люди говорят, что они замечают на всех дорогах вокруг скачущих всадников, – сообщил он. – Мне сказали, что они проезжают слишком далеко от нас для того, чтобы можно было попытаться перехватить их… и я верю этому. Еще говорят, что один из них как будто был одет в дублет герольда Йорков.

– А ты не выставлял стрелков в засаду, чтобы попытались подстрелить и поймать хотя бы одного? – негромко спросила Маргарет. Ее сын хотел командовать, однако ему до сих пор хватало смирения на то, чтобы просить у нее совета, и она поблагодарила за это Господа.

– Я уже послал дюжину или что-то около того, – ответил юноша. – Не знаю, может быть, нам уже пора беспокоиться.

– А давно ли ты посылал их? – произнесла королева уже более озабоченным тоном.

Сын наклонился к ее уху:

– Довольно давно, еще до обеда… не знаю. Правда, я не приказывал им как можно скорее возвращаться назад…

– Возможно, это ничего не значит, Эдуард. А может быть, эти поля полны чужих солдат и дозорных, которые перерезают глотку всякому, кто попадется на их пути, чтобы мы ничего не знали. И я предпочла бы проявить излишнюю осторожность, чем оказаться застигнутой врасплох и убитой, ты меня понял?

– Конечно, – ответил принц. – А значит, мы не можем здесь оставаться. Хотя, как ты понимаешь, люди будут ворчать и браниться, когда я отдам такой приказ, особенно в том случае, если мы проявим излишнюю осторожность.

– Я этого не говорила. И я не знаю, как поступить с этими неведомыми вестниками и нашими пропавшими людьми. Только не извиняйся за то, что необходимо сделать. Пока еще не стемнело, и до переправы у Глостера всего несколько миль. Было бы лучше стать на отдых в Уэльсе, оставив реку за спиной. И твои люди убедятся в мудрости такого решения, когда смогут провести ночь, не опасаясь врагов.

Небо полыхало малиновым цветом, когда капитаны Сомерсета, Девона и Уэнлока собрали лагерь и вывели четыре с лишним тысячи людей на дорогу. Особого ропота слышно не было – при таком-то количестве опытных солдат среди новобранцев! Любителям возмущаться затыкали рот их камрады. Барон Уэнлок явил свою особую ценность для войска – хотя бы тем, что капитаны могли показать на него солдатам и сказать: «Если этот старый черт может снова подняться на ноги, что мешает тебе, приятель, последовать его примеру?»

Войска не совершают ночные марши от нечего делать, и в большинстве своем люди Ланкастеров доверяли реявшим над головами знаменам.