Через два дня Крис с матерью стоял у открытой могилы Фрэнка; облаченная в пышный вдовий траур, Нелл повисла на его руке. Она вела себя с примерным тактом, выказывая в нужные моменты все приличествующие случаю чувства. В момент предания тела земле она с опасностью для жизни покачнулась над раскрытой могилой. В противоположность ей, Крис казался холодным и бесчувственным, хотя слезы навертывались на его глаза и тупой ужас охватывал его всякий раз, когда он думал о лице, скрытом под полированной крышкой гроба.

Церемония показалась ему насквозь фальшивой: пережиток дикарских представлений о вселенной, атавистическое воскрешение давно отвергнутых суеверий.

Непоколебимая вера в воскрешение из мертвых была всего лишь ребячеством — очень уж напирал на это священник. С Фрэнком покончено раз и навсегда; капут и в ящик, как любил говорить мистер Чепстон, предаваясь армейским воспоминаниям.

Крис был искренне рад, когда все это кончилось, последние «соболезнования» были приняты, и мать, не переставая плакать, благополучно водворилась в постель.

Но когда стемнело, он пошел на кладбище и целый час еще стоял у могилы, размышляя о многом.

Два вопроса, временно снятых с повестки дня, потребовали теперь рассмотрения: на какие средства будет жить Нелл и как устроить ее дальнейшую жизнь. Крис провел целый день в конторе Хичкока и Снегга, просматривая папки, наполненные внушительными на вид документами с заголовками, набранными готическим шрифтом, пытаясь разобраться в запутанных фразах, которые должны были бы уточнить смысл, но на самом деле только затрудняли понимание. Отчаявшись понять что бы то ни было, он связался по междугородному телефону с Ротбергом и после шестиминутного разговора передал ему ведение дел по пресловутому «состоянию». Он не без иронии вспомнил «изумительный план» Фрэнка и подумал, как много пользы извлекли из него все они, а в особенности сам Фрэнк.

Вторым вопросом он занялся как-то после чая, который, по наблюдениям Криса, временно водворял в сознании Нелл некоторую ясность.

Нелл что-то сказала относительно того, что они будут делать на следующей неделе, и Крис ухватился за этот предлог.

— В будущий понедельник я должен вернуться в Лондон, — спокойно сказал он.

— Надолго?

— Навсегда. Там моя жизнь, и там у меня работа.

— Крис, неужели ты покинешь свою овдовевшую мать?

Крис пожал плечами. Он ненавидел эти коварные замаскированные обращения к лживым чувствам.

— Это не относится к делу, — сказал он. — Насколько я понимаю, примерно полгода назад мы пришли к молчаливому соглашению, что мы расстанемся и что я буду сам зарабатывать себе на жизнь.

— Зачем тебе это нужно, — не соглашалась Нелл. — На то, что осталось, мы отлично можем прожить вдвоем.

— Этого никто не может знать, пока Ротберг не разобрался в делах. Вполне может оказаться, что не осталось ничего. Я хотел спросить тебя о другом: ты собираешься жить здесь или хочешь переехать куда-нибудь еще?

— Жить здесь одной, покинутой моими детьми! — драматически воскликнула Нелл. — За что Бог карает меня такой неблагодарностью?

— Разве Жюли тебя покинула? — сказал Крис. — Хорошо, что ты о ней вспомнила. Мне нужно сказать тебе о ней нечто весьма серьезное, такое, что мы с ней скрывали от тебя, пока ты была под впечатлением смерти отца.

— Серьезное? Что?.. — испуганно спросила Нелл, невольно притихнув от тона Криса.

Крис, как можно яснее и как можно деликатнее, изложил ей безжалостную правду. Трудно было заставить ее понять, а когда наконец она поняла, она отказалась верить.

— Глупости! — заявила она с напускной решительностью, хотя голос ее дрожал. — С людьми нашего класса таких вещей не бывает.

— Боюсь, что принадлежность к классу не является профилактической мерой, — сказал Крис. — По крайней мере в данном случае не явилась ею.

— Я этому не верю.

— Диагноз поставлен двумя совершенно различными врачами.

— Они ошиблись, врачи всегда ошибаются.

— Сейчас, — продолжал Крис, — Жюли одна в частной лечебнице, под строгим присмотром, и проходит курс лечения.

— Я…

— И она начала дело о разводе…

— Развод! Я этого не допущу.

— Боюсь, тебе придется, — резко сказал Крис. — Послушай, мама, может быть, ты бросишь на минутку шитье и попытаешься посмотреть неприятной действительности прямо в лицо? Жюли лежит одна в этой больнице, и ей очень тяжело. Она хочет выписаться и снять квартиру. Но при ней должен быть человек. Как, по-твоему, оставить ее одну?

— Что ты имеешь в виду?

— Ее жизнь разбита, — сказал Крис тихим голосом. — Не будем никого в этом винить, но это факт. У нас нет абсолютной уверенности, что она выздоровеет, хотя есть все основания надеяться на это. Неизвестно, родится ли ее ребенок живым или мертвым, здоровым или больным, хотя и здесь тоже есть надежда. А пока что она живет в непрестанной пытке одиночества и неуверенности. Ее никто не навещает. Ей необходимо пройти строгий двухгодичный курс лечения. Спрашиваю тебя еще раз: можно ли оставить ее одну?

— Можно нанять сиделку, — сказала Нелл, избегая его взгляд.

— Это может понадобиться, а может быть, и нет. Не знаю. Я думал совсем о другом — не о наемной сиделке, а о человеке, который мог бы относиться к ней дружески, поддерживать в ней бодрость, удерживать ее от отчаяния и в то же время следить, чтобы она исполняла все предписания врача. Даже если бы я считал, что ответственность за нее ложится на меня, — а я этого не считаю, — неужели ты находишь возможным, даже тактичным по отношению к ней, чтобы я, мужчина, ее брат, был постоянным свидетелем ее болезни? Ты не отвечаешь. Я лично считаю, что это немыслимо. Нужно, чтобы при ней была женщина. Ты ее мать, тебе нечего делать, и раз уж ты заставила ее выйти за Джеральда, ты морально обязана ей помочь. Я не хотел этого говорить, но ты меня вынудила. Неужели ты еще колеблешься? Неужели ты не чувствуешь, что обязана помочь этой бедной, обезумевшей от горя девочке и, наконец, своему внуку?

— Ох, Крис, я боюсь: это такая жуткая болезнь! — воскликнула Нелл, вздрагивая всем телом.

— Ага! Теперь я вижу, ты в это веришь! Но тут нечего бояться, нужно только соблюдать известные предосторожности. Не побоялась же ты ради денег выдать ее за человека, который ее довел до этого. Конечно, ты этого вовсе не хотела, ты была бы до последней степени возмущена, если бы хоть на минутку предположила, что такое возможно. Но вышло так, что это оказалось возможно. Я не собираюсь обвинять тебя или читать тебе нравоучения, но ведь совершенно очевидно, что Жюли никогда не вышла бы за Хартмана, если бы ты ее не заставила. Ты…

Нелл прервала его, разразившись слезами.

— Какой ты жестокий, безжалостный, — рыдала она. — Ты говоришь как мой враг, а не как мой сын.