Чего они хотели,

Увы, ни тот и ни другой

Поведать не успели.

Так как нам быть?

Куда нам плыть?

По-прежнему неясно.

Зато об этом говорить

Теперь мы можем гласно.

Ну вот, детки. Сказку о пароходе, который плыл семьдесят лет не туда, вы уже слышали. Теперь он плывет туда, это вы уже тоже знаете. Знаете и про нового капитана. А как он взялся за дело, этого вы не знаете, а чтобы вы узнали, пришлось написать мне вторую сказку о пароходе. А дело было так. Как сменил новый капитан предыдущего, сразу вызвал к себе в каюту всех членов высшего корабельного совета, в который входят первый помощник по политчасти – перпом, старший помощник – старпом, старший механик – стармех, штурман, лоцман, боцман, главный кок и помощник капитана по корабельной безопасности – помкорбез.

Пришли они, расселись на мягких диванах, капитан говорит:

– Докладывайте.

Первым стал докладывать первый помощник.

– По моей политической части, – говорит, – все у нас хорошо, экипаж и пассажиры прилежно изучают историю движения нашего парохода, ведут конспекты, подтягивают отстающих, проявляют высокую сознательность и беззаветную преданность. Это все, так сказать, в общих чертах.

– А если не в общих чертах? – спрашивает капитан.

– Если не в общих, то надо признать, что имеются отдельные недостатки. Изучая историю, команда и пассажиры бурчат, что пароход идет не туда, что все продукты достаются высшему корсовету. Есть тенденция к ношению широких штанов и длинных причесок, к западным танцам и музыке рок, распространяются политически вредные анекдоты и имеются намерения к бегству. Некоторые прямо так и говорят: как только дойдем до ближайшего порта, так мы тю-тю.

– Ха-ха, тю-тю, – сказал штурман, – до ближайшего порта дойдем нескоро.

– А некоторые, – возразил перпом, – никакого порта не дожидаясь, крадут шлюпки или даже кидаются за борт без ничего.

– А ты что скажешь? – спросил капитан и обратил свое внимание на комкорбеза, который сидел и подробно записывал, кто чего говорит и кто чего думает.

– А скажу так, – сообщил помкорбез, – что в целом доклад перпома следует одобрить как откровенный и деловой, но надо заметить также и то, что нездоровые настроения среди членов команды и пассажиров имеют свою положительную сторону, поскольку способствуют эффективной работе корбезопасности.

– А у тебя что? – капитан повернулся к старпому.

– У меня полный порядок.

– А конкретно?

– А конкретно – борта нашего судна проржавели, в определенных местах имеются течи, и вода поступает внутрь корабля.

– Но с этим, – сказал капитан, – я полагаю, ведется борьба и вода откачивается.

– Борьба ведется, – согласился старпом, – но вода не откачивается, поскольку имевшаяся на борту корабельная помпа переделана в аппарат для самогоноварения, а брезентовые шланги порезаны на рукавицы. С течью боремся посредством затыкания.

– Что используете в качестве затыкательного материала?

– В качестве затыкательного материала используем живую силу, то есть нашу прекрасную молодежь.

– Ну, и как?

– В прошлом наша прекрасная молодежь представляла собой прекрасный затыкательный материал и с энтузиазмом затыкала собою все дырки. Теперь же, когда ее посылают затыкать, она ответно посылает…

– Понятно, – прервал капитан, – а что у нас в машинном отделении происходит?

– В машинном отделении все хорошо, – доложил стармех. – Угля нет, котлы топим книжками предыдущего комсостава. Три машины из четырех не работают, зато являются бесценным источником запасных частей для четвертой машины, если их, конечно, по дороге не разворуют.

– Ну, чтоб не разворовали, надо поставить охрану, – заметил перпом.

– Ни в коем случае, – возразил штурман. – Если поставить охрану, то она тоже начнет воровать, потому что и охранникам жить как-то нужно.

– Ну, а по твоей части что у нас? – обратился капитан к штурману.

– По моей части полный порядок, – доложил штурман. – Корабль идет точно выверенным правильным курсом в неправильном направлении.

– А правильным курсом в правильном направлении можно идти?

– Никак нет, поскольку все карты предыдущим руководством были утоплены, компас разбит, секстант продан и пропит.

– Предыдущим руководством? – спросил капитан. Штурман вопроса не расслышал, а помкорбез сделал какую-то пометку в блокноте.

Спросили, как дела у лоцмана, выяснилось, что хорошо.

– Когда начнем тонуть, глубины хватит, – пообещал тот.

У боцмана тоже все шло неплохо: палубы и всякие железки на корабле, ботинки и пуговицы у матросов надраены, люки, наоборот, задраены, но дисциплина хромает, потому что у команды уже нет никакого страха.

По этому поводу был спрошен опять помкорбез, который некоторые упущения по части страха свалил на перпома.

– Сам по себе страх без политико-воспитательной работы нужного эффекта не дает, хотя мы со своей стороны делаем все, что можно. За последний отчетный период нами разоблачены и изолированы в трюме четыре машиниста, один буфетчик, два вахтенных матроса и один пассажир.

– А за что пассажир?

– За то, что пел враждебные песни. Раньше мы какие песни пели? Раньше мы пели песни оптимистические. «Плывем мы правильным путем и нет пути исконнее…» Такие песни мы пели. А тут я иду мимо и слышу, этот поет что-то ужасное. Тут все свои, и я позволю себе исполнить… Он пел:

Здравствуй, Ваня, здравствуй, Маня,

Я – казанский сирота.

Ни папани, ни мамани

Не имею ни черта.

– А ничего! – сказал капитан. – Неплохо.

Лоцман хотел даже списать слова, но помкорбез не посоветовал.

– Это начало еще можно терпеть, – сказал он, – оно просто незрелое и ни к чему не зовет. Но дальше-то совсем плохо.

– А что плохо? – спросил с интересом лоцман, надеясь если не записать, то хотя бы запомнить.

– А вот что плохо, – ответил помкорбез и пропел:

Заблудившись в океане,

Ох, до суши не дойдешь.

Нет папани, нет мамани,

И меня не станет тож.

– Да, – вздохнул перпом, – типичный пример упаднических настроений. С такими настроениями далеко не уплывешь.

– Ну, что ж, товарищи, – вмешался опять капитан. – Дело ясное. Значит, дела у нас обстоят таким образом. С курса мы сбились, и куда идем, неизвестно. Корпус проржавел, дает течи, затыкать их нечем и некем, поскольку народ разуверился и ничего собой затыкать больше не хочет. Три машины из четырех не работают, а четвертую, кроме капитанских книжек, топить нечем. Можно пустить на топку всякие лишние мачты, палубные доски и пароходную мебель, но этого топлива нам хватит только, если мы будем идти исключительно правильным курсом и в правильном направлении, которого мы не знаем. Если мы будем идти неправильным путем и в неправильном направлении, то в конце концов всякое топливо кончится, течи будет все больше и больше и мы непременно потопнем.