Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом тепло улыбнулся ей, и сердце Анны, казалось, пропустило удар. Доминик был прекрасным танцором: гибким, элегантным и уверенным в себе. Анне и не требовалось знать фигуры вальса, достаточно было следовать за мужем. Они плыли и кружились, а толпа танцующих рядом постепенно исчезала из вида, музыка становилась все тише. Во всем свете для Анны остался лишь Доминик…
Он прижал ее к себе.
— Анна…
Ее губы приоткрылись. Анна почувствовала, как ее тело затопило желание, но она уже не была шокирована этим. Доминик обнял ее еще сильнее, так же, как и она, не обращая внимания на окружающих. Их тела соприкоснулись, они танцевали как один человек…
Музыка изменила ритм, и Доминик остановился.
Его глаза казались затуманенными, и Анна понимала, почему. Если бы они сейчас были в Тавалонском замке она сама повела бы Дома наверх, в их спальню.
Но они находились не в Шотландии, а в бальном зале Хардинг Хауз, и Доминик вел ее подальше от танцующих.
Краем глаза Анна выхватывала из толпы лица: рыжеволосая дама с неодобрением уставилась на них, лысый мужчина, прикрывшись ладонью, шептал что-то соседу, хорошенькая блондинка пялилась на Доминика, бросая на нее злобные взгляды. Анне было все равно.
Толпа расступалась перед ними. Никто, ни один мужчина или женщина, не осмеливался заговорить с Домиником Сент-Джорджем.
Как же Анна презирала их!
Вдруг она остановилась. На их пути оказался единственный человек, который не отступил. Это был Патрик, и что-то в выражении его лица заставило Анну схватить Доминика за руку.
— Добрый вечер, Анна, — сказал Патрик, сознательно преграждая им дорогу. — Привет, Сент-Джордж. — Дом слегка наклонил голову. — Или не Сент-Джордж? Может быть, есть другое имя, которым ты предпочитаешь называться?
— Меня крестили как Сент-Джорджа, — холодно ответил Дом.
— Тебе повезло.
— Патрик, пожалуйста, остановись, — быстро проговорила Анна.
Патрик перевел взгляд на нее.
— Ты довольна жизнью сегодня вечером, Анна? Кажется, ты прекрасно проводишь время?
Анна знала, что ей не следует раздражать Патрика еще больше, он уже и так едва сдерживался. Но она сама была сердита сверх меры и не обратила внимания на предупреждающее пожатие пальцев Доминика:
— О да! Вернее сказать, я наслаждалась жизнью до тех пор, пока ты не повел себя так грубо.
Глаза Патрика расширились, он смотрел на нее словно пораженный громом. Затем, бросив убийственный взгляд на Доминика, развернулся на каблуках и ушел.
— Прекрасное выступление, Анна, — тихо заметил Дом.
Анна вырвалась из его рук. Что она делает, позволяя этому мужчине вновь соблазнить себя? Нет, ее жизнь не похожа на волшебную сказку, те восхитительные ночи — всего лишь иллюзии. И в ее душе не должно быть никакой романтики, только холодная реальность. Наслаждаться общением с Домиником, вновь попадать под власть его обаяния опасно. Анна не сомневалась, что ее сердце опять будет разбито.
— Дом, я хочу уйти.
— Это невозможно.
— Пожалуйста, мне все равно, сколько придется ждать, пока подадут карету, — умоляла Анна.
— Ты мне нужна, — сказал Доминик. — Нужна здесь, рядом со мной. — Анна замерла. — Пожалуйста, останься
Анна посмотрела Доминику в глаза.
— Не покидай меня, — попросил он.
Фелисити улыбнулась своему отражению в зеркале, затем шутливо надула губки. Вдоволь налюбовавшись, открыла ридикюль, достала маленькую баночку с румянами, нанесла их на щеки, довольно улыбнулась и поправила красный атласный лиф. Ей понравилось ощущение гладкой ткани под пальцами, и она снова провела рукой по груди.
Фелисити еще раз взглянула на свое отражение. Лиф был очень облегающим, и под ним явственно выделялись большие соски.
Ее глаза расширились, и Фелисити потянула вниз ткань, гадая, что бы подумал Блейк, если бы увидел ее сегодня ночью, уж он-то должен присутствовать на балу, который дает его отец.
Не то чтобы это имело значение, ее ведь интересует только Доминик, но все-таки…
Фелисити слышала сплетни, но не поверила им. Даже: если это была чистая правда, она все равно должна отомстить Анне.
— Мне кажется, ты можешь опустить лиф еще на один дюйм ниже и все же считать себя вполне приличной женщиной, — пробормотал у нее над ухом Блейк.
Фелисити вздрогнула. Блейк стоял прямо за ней, небрежно облокотившись на дверь. Он улыбался, а его глаза поблескивали.
— Разве не так?
Фелисити повернулась к нему.
— Что ты здесь делаешь?
— Ну, по правде, я следовал за тобой, дорогая, и собирался еще раньше объявить о своем присутствии, но я всегда обожал наблюдать за женщинами, когда те прихорашиваются. — Блейк широко ухмыльнулся, приоткрьп ослепительные зубы. — А потом это стало очень интересным. — Его взгляд скользнул вниз; Блейк не сделал ни ма лейшей попытки скрыть, что его привлекает ее грудь.
— Ты слишком откровенен.
— Но ведь это именно то, что ты во мне любишь.
— Я в тебе ничего не люблю.
Блейк расхохотался и медленно двинулся к ней. Фелисити застыла. Она знала, что он собирается сделать, — их игра зашла слишком далеко. Ее пульс участился, тело напряглось.
— Что если кому-нибудь потребуется эта комната? — услышала она свой хриплый голос.
Блейк остановился прямо перед ней, одной рукой лениво играя ее длинными локонами.
— Дверь заперта. Они или уйдут разочарованные, или останутся, и тогда их ждет восхитительное времяпрепровождение.
Фелисити нервно сжала руки.
— Тебя не волнует, что кто-то может догадаться, чем мы тут занимаемся?
Блейк пожал плечами, отпустив ее волосы.
— Не особенно. А тебя?
Фелисити не могла говорить. Ее тело пылало от возбуждения.
— Ты достоин порицания, — прошептала она.
— Ммм, — отозвался Блейк. Его рука опустилась вниз, на ее грудь, но глаза по-прежнему были прикованы к ее лицу. — Я очень испорченный. Такой испорченный, каким ты меня хочешь видеть.
— Я… ничего не… хочу, — слабеющим голосом отозвалась Фелисити.
— Лгунья. — Блейк усмехнулся, проведя рукой по ее обнаженным плечам. Его пальцы нежно скользнули по ложбинке на груди и замерли у края декольте. — Думаю, — тихо сказал Блейк, — ты хочешь, чтобы я сделал это… и это… — Он потянул лиф платья вниз, полностью высвобождая грудь.
Фелисити застонала.
— Я прав? — спросил Блейк, касаясь одного напрягшегося соска.
Фелисити не могла оторвать взгляд от его руки.